Загадка XIV века - Барбара Такман

В то же время некий бенедиктинский монах, возмущенный положением в государстве, выступил с полемическим заявлением «Грустный взгляд на незавидное положение французского королевства». Уязвленный тем, что король некогда гордой Франции был пленен «в самом сердце страны» и беспрепятственно препровожден на чужбину, этот монах критиковал военную подготовку французских рыцарей и задавал им неудобные вопросы: «Где вы учились военному делу? Кто наставлял вас? В чем заключалось ваше учение? Не воевали ли вы с врагом под знаменем любвеобильной Венеры, думая лишь о том, чтобы поскорее покинуть поле сражения и погрузиться в плотские наслаждения?..» Последний вопрос звучал так: «Можно ли научиться военному делу, тратя молодые годы на охоту и развлечения?» Монах также порицал простолюдинов, находящихся под каблуком у неразумных жен и помышляющих лишь о том, как набить свой живот. Обличал монах и священнослужителей — за недопустимую роскошь, алчность, распутство, зависть, чревоугодие. Монах сетовал, что добродетель утрачивается, пороки растут, честность изничтожается, милосердие исчезает, алчность распространяется, хаос усиливается, а порядок гибнет.

Но были ли сетования монаха просто традиционным монашеским обличением существовавших порядков в мире или выражением глубокого пессимизма, который начал распространяться во второй половине XIV столетия?

Освобождение за выкуп французского короля не находило взаимоприемлемого решения. Эдуард стремился добиться от Франции максимальных территориальных уступок и наибольшего выкупа. В конце концов в мае 1357 года Иоанна привезли в Лондон, а само вступление в город французского короля, плененного на поле сражения, вылилось в пышную, небывалую церемонию. Процессия двигалась не спеша, и ей потребовалось немалое время, чтобы пересечь город и добраться до Вестминстерского дворца. В центре внимания многочисленных зрителей был одетый в черное Иоанн. Он сидел на белой лошади и ехал впереди тридцати других знатных пленников, рядом со своим победителем Черным принцем, восседавшим на боевом вороном коне. Процессия двигалась мимо домов, увешанных трофейными гербами и гобеленами, по булыжным мостовым города, усеянным розовыми лепестками. Расставленные по пути следования процессии двенадцать прекрасных дев бросали всадникам золотые и серебряные цветы, изготовленные английскими ювелирами.

Присутствие знатных пленников добавило блеск королевскому двору Эдуарда, который не скупился на празднества, а по случаю Рождества устроил пышное торжество с грандиозным турниром, проводившимся ночью при свете факелов. Иоанна поселили в Савойском дворце, дозволили принимать визитеров из Франции и пользоваться всеми благами придворной жизни, но приставили к нему стражников, чтобы пленник не сбежал. Лангедок прислал к нему делегацию в составе представителей знати и нескольких буржуа с даром в десять тысяч флоринов и заверениями в преданности и рвении, направленном на его освобождение из неволи. Прислали деньги также Лан и Амьен. Мистическое почитание королевского сана господствовало над стремлением подданных выполнять свои прямые обязанности на службе у короля.

В скорбное для Франции время Иоанн покупал лошадей, собак, ловчих птиц, приобрел шахматы и дорогостоящие часы, для своего стола заказывал китовое мясо и оленину из Брюгге, а также покупал дорогую одежду для себя, сына Филиппа и своего любимого шута, которому пожаловал несколько шляп, отделанных горностаем и украшенных жемчугом. Иоанн содержал астролога, а также «короля менестрелей» и музыкантов. Чтобы еще больше обогатиться, Иоанн продавал на сторону лошадей и вино — подарки из Лангедока. Ознакомившись спустя пятьсот лет с бухгалтерией Иоанна II, Жюль Мишле, французский историк, заявил, что та его потрясла.

Переговорам о выкупе Иоанна и об условиях мирного договора препятствовали завышенные донельзя требования английского короля. Эдуард определил выкуп за Иоанна в немыслимом доселе размере — три миллиона экю — и требовал передать английской короне Гиень, Кале и все бывшие владения Плантагенетов во Франции. В случае выполнения французами этих условий Эдуард обязывался отказаться от посягательств на французский престол. Переговоры тянулись медленно, несмотря на посреднические усилия представителей папы. На переговорах французы преследовали главную цель: выкупить короля, без чего подписание мирного договора было немыслимо. Кроме всего прочего, король считался защитником государственного порядка. Со времен Людовика Святого, который использовал королевскую власть для пресечения то и дело возникавших междоусобиц, вершил правосудие и устанавливал приемлемые налоги, король в общественном мнении являлся гарантом закона и защитником государства от внутренних и внешних врагов. Все неудачи преемников Людовика Святого не могли запятнать королевский сан, и Иоанн, его незадачливый представитель, был почитаем в той же мере, что и Людовик Святой.

Французские провинции, полагавшие, что королевская власть — единственная защита от разбойников и внешней угрозы, не хотели мириться с немощью страны. Воспользовавшись этими настроениями, дофин в августе 1354 года набрался храбрости, восстановил в должности смещенных королевских советников и дерзновенно сообщил Этьену Марселю и Совету тридцати шести, что сам намерен управлять государством. Тогда Марсель обзавелся союзником, который, как оказалось в дальнейшем, ему не помог.

В ноябре 1357 года Карла Наваррского освободили из заключения, к чему, скорее всего, приложили руку Этьен Марсель и Робер Лекок. Противники дофина рассматривали Карла Наваррского как альтернативу монархам из династии Валуа. Карл въехал в Париж в сопровождении высокородных аристократов из Пикардии и Нормандии, среди них был и семнадцатилетний сеньор де Куси, к тому времени признанный вассалами своим законным властителем. Ангерран VII примкнул к Карлу Наваррскому, вероятно разделяя недовольство многих знатных людей Северной Франции правлением монархов из династии Валуа, но он недолго находился в рядах «отщепенцев», чему способствовало его превосходное политическое чутье, не покидавшее Ангеррана до конца его дней.

В Париже Карл Наваррский собрал ближайших сторонников и с присущим ему красноречием обратился к ним с речью, в частности заявив, что не против занять французский престол, что стало бы для французов гораздо более приемлемым выходом из сложившейся ситуации по сравнению с воцарением во Франции Эдуарда. Притязания Карла Наваррского на престол вынудили дофина вернуться в Париж и снова созвать Генеральные Штаты. Затем он решил обратиться напрямую к народу. Оповещенные глашатаями, парижане собрались на рынке Ле Аль, и дофин из седла пообещал установить спокойствие в государстве, что вызвало хор одобрительных восклицаний. Помощник Марселя попытался выступить с отповедью дофину, но его с позором изгнали с площади.

Встревоженный успехом дофина, Марсель решил прибегнуть к насилию, пойдя по пути Карла Наваррского, в свое время руками своих людей убившего коннетабля Карла Испанского. Подвернулся и случай. Перрен Марк, антиправительственно настроенный парижанин, убил королевского казначея, после чего нашел убежище в церкви. Однако люди маршала де Клермона, одного из приближенных дофина, нарушив предоставлявшееся церковью право убежища, вытащили Перрена из храма и тут же повесили без суда. Тогда Марсель, возглавив три тысячи вооруженных мастеровых и торговцев, направился к королевскому дворцу. По пути этой возбужденной толпе попался на глаза Рено д’Аси, советник дофина, и с ним тотчас расправились.