Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук - Жинетт Парис

Мы продолжаем рассматривать растущий уровень депрессии, суицидов, профессионального выгорания и психосоматических заболеваний как клиническую проблему, соответственно приравниваемую к индивидуальной, как если бы это были вирусы, атакующие какого-то конкретного человека, но безопасные для нас. Крайне редко обращают внимание на их истинную суть: эти проблемы приобрели характер эпидемии, коллективного страдания, существование которого необходимо признать и заняться им на уровне культуры в целом. Если бы мы всерьез относились к научным исследованиям в нашей области, нам пришлось бы согласиться с тем, что психологическая болезнь, достигшая размеров эпидемии, должна восприниматься иначе. Нам следовало бы задаться вопросом: «Что в нашей культуре делает человеческую психику такой уязвимой?»

У меня был пациент, который пришел на консультацию прямо из офиса. Он представлял собой самый вопиющий пример психологической слепоты, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться. Это была первая встреча с ним, и выглядел он, как будто только начал приходить в себя от шока после автомобильной аварии: поверхностное дыхание, дикий взгляд, зрачки, расширенные от страха.

Раненный в самое сердце, но со стороны не заметно

Я только что узнал по электронной почте, что моя жена больше не любит меня. Сегодня она не будет ночевать дома. Она собрала свои вещи и ушла навсегда. На прошлой неделе мы говорили о том, что купим дом побольше и заведем детей. У нас в семье все было хорошо, никто никого не бил, мы не пережили никаких серьезных, угрожающих браку потрясений. Она просто любит другого. Она порвала со мной, взяла и порвала, прислав мне двенадцать строчек по электронному адресу. В конце она написала: «Желаю тебе всего хорошего». Точка.

Он не видит насилия в этом разрыве. Он не видит убийственной любезности в ее прощальной фразе. Он не видит, в какую историю он попал и какое потрясение испытывает. Язык его тела вопиет о невыносимой боли, но он подобен глухому, вздумавшему кричать. Если бы он выбрался из разбитой машины с переломанными костями и кровоточащими ранами, то ему бы тут же вызвали «скорую помощь». Все вокруг стремились бы ему помочь. Этот человек прочитал письмо жены в 9:30 утра и пробыл на работе до пяти вечера. В конце концов он все рассказал своему секретарю, и именно она убедила его обратиться к «врачевателю душ». Поскольку его страдание психологическое, а потому не такое «реальное», как сломанная кость, он считает, что должен начать нашу сессию с извинений за то, что у него срывается голос, дрожат руки и ему трудно дышать. Наконец, он начинает плакать, и это приносит ему облегчение, но ему ужасно стыдно за такое проявление «слабости».

Его слепота – обычное, широко распространенное явление, это случается постоянно. Другой типичный пример: мы все знаем, что миллионы молодых девушек ежедневно, как одержимые, листают модные журналы и пытаются слепить из себя подобие изображенных там тел, полученных с помощью программы Photoshop и в действительности не существующих в природе. Эти журналы и диктуемые ими недостижимые идеалы заставляют девушек делать покупки и сидеть на диете, культивируют их одержимость, подогревая безудержное желание покупать снова и снова. Мифология их культуры не дает им понять последствия доминирования в обществе стандарта женской красоты, который, по сути, является образом предпубертатного мальчика – реального объекта желаний многих модельеров. Медиааналитики это понимают, феминистки об этом пишут, но кто расскажет девушкам о результатах научных исследований? А если они прочитают об этом, что в их молодежной культуре придаст им неуязвимости? Даже принцессы, купающиеся в лучах любви, одержимы модой и беспокоятся о своем внешнем виде и фигуре, как и звезды американской киноиндустрии. Когда даже члены королевской семьи – очевидно, их нельзя считать жертвами молодежной субкультуры, – попадаются в эту ловушку и занимаются самоистощением, разве можно ожидать от тринадцатилетней девушки, что она самостоятельно разрушит миф недостижимой красоты? Кто покажет ей другую действительность? Кто научит маленьких принцесс этого мира той реальности, которую культура в основном игнорирует?

Анекдотам и сплетням о цинизме как торговой марке голливудской киноиндустрии несть числа. Грубость, ложь, отсутствие уважения отравляют не только профессиональную среду, но также и способность людей взаимодействовать друг с другом в частной жизни. Одна только работа там может оставить шрам на всю жизнь, и я имею в виду не употребление наркотиков; это, скорее, психология среды. Все идет прекрасно, пока ты победитель, восходящая звезда, гламурная личность, богатый или влиятельный участник силовых игр. Но скоро человек обнаруживает, что неудачников там отбрасывают в сторону, словно человеческий мусор (угасающая звезда, звезда не-такая-уж-талантливая-но-со-связямиустремленная-вперед, талант не-такой-уж-молодой-ноу-него-еще-все впереди, художник молодой-талантливыйно-пока-без-связей). Голливуд – это большой термометр нашей культуры, потому что он показывает расширенную картину того, каково это – находиться на холодном сквозняке цинизма в человеческих отношениях. Всякий раз, когда пропасть отделяет победителей от проигравших, мужчин от женщин, богатых от бедных, молодых от старых или одну субкультуру от другой, каждый член общества ощущает нарастание напряжения.

Один мой друг, живущий в Париже, рассказывает мне об атмосфере в рекламном агентстве, где он работает, и она не слишком отличается от жизни внутри голливудской киноиндустрии, или в знакомой мне академической среде, или в семьях, где поклоняются только успеху. Я попросила друга рассказать о своем опыте, который он называет «управление с помощью оскорбления».

Управление с помощью оскорбления

Стиль управления, характерный для нашего руководства, пытаются представлять как прямой и мужественный, но на самом деле он оскорбительный и нездоровый. Раньше между критическим замечанием и оскорблением существовала граница. Но только не сейчас. На прошлой неделе я делал презентацию чернового варианта рекламной кампании, над которым работал всю неделю. При создании рекламы этого парфюма меня попросили «мыслить как молодой». Однако мне 55, я не «молод». Интересно, зачем меня поставили на этот проект и почему он должен быть ориентирован на молодежь, когда в основном этот парфюм покупают женщины моего возраста (50–60 лет). Мой шеф на двадцать лет моложе меня, его зовут Франсуа, но ему нравится, когда его называют Фрэнки. Фрэнки – типичный образчик «бобу»7. Его наняли, когда наша компания, как и другие, пошла на поводу у молодежной культуры. Конечно, он считает, что только «молодость» представляет ценность. Он убежден, что назвать парфюм «Яд» – самая блестящая идея за всю историю рекламного бизнеса. Этим все его знания истории ограничиваются. Он хочет, чтобы его звали Фрэнки, потому что в американской культуре он больше всего ценит экстремальные виды спорта (которые, по-моему, противоречат самой идее спорта) и бои без правил (апофеоз злобы). Мне, например, в американской культуре нравится то, что рядовые американцы жертвуют на благотворительность и некоммерческим организациям больше, чем где бы то ни было еще на планете. А он не видит в этом ценности. Он считает, что даже Красный Крест – это обман. Мы родом из одного города, одной среды, но при этом живем в разных мирах. Разница в возрасте – новый железный занавес.