Сезон отравленных плодов - Вера Богданова

Иногда после еды ей хочется быстрее вывернуть себя над унитазом, но она держится. Она старается, честно.

Иногда Женя боится за Дианку, но та пишет, что всё в порядке, Киев далеко.

Иногда Женю одолевает сумрачная тягостная тревога, она нарастает, как вой сирены, как детский крик. Женя присматривается к Илье: не слишком ли он занят, он мало говорит с ней. Вспухает подозрение – неужто разлюбил? Передумал жить с ней? Надоела? Что-то не так сказала, недотянула, не смогла? Что-то изменилось после того, как он узнал, что детей у нее не будет? Женя злится, Женя поддевает его словами из-за какой-то мелочи, чтобы заглянуть внутрь, проверить: верна ли догадка? На это Илья спрашивает: что вдруг случилось? Она действительно хочет поссориться сейчас? И Женю отпускает.

Иногда она задерживается возле полок с алкоголем в магазине, но никогда не покупает. Стоит представить красное в бокале, его вкус на языке, как тут же вспоминаются балкеры, курсанты, гаражи, тоскливое бесконечное ожидание чего-то, прохладный ламинат, по которому она гнала себя туда-сюда, из угла в угол, от стены к стене – метание, подмена действиям реальным. Женя будто опять влезает в душный комбинезон собственных страхов, тяжелый, набитый отсыревшей ватой, который сдавливал, мешал сделать полный вдох… Нет. Структуры больше нет, струн нет, ничто не касается ее плеча.

Она в завязке уже четвертый месяц. Девяносто шестой день, она считала.

Недавно снилась бабушкина дача. За окнами цветет и сверчит лето, прохладное утреннее солнце линует стены, пол. На кухне, на шаткой, заляпанной краской стремянке балансирует Илья, прилаживает новый карниз и спрашивает: «Вот так ровно? А вот так?» И Женя не может решить.

Тридцатого декабря они встают пораньше. Илье на работу к одиннадцати, а нужно успеть купить подарок Ане, ехать в тревожно гудящий после взрыва центр. Машина опять сломалась (Илья думает ее продать), и они решают прогуляться, хотя погода так себе. Температура около нуля, всё тает, под ногами жижа, под жижей скользко, ботинки промокают. Налетает мелкий снег, заволакивает улицу Качинцев мягким туманом. Дорога, длинная пятиэтажка, фонари и подмигивающий алым светофор – все придавлено сероватым низким небом, как пуховым одеялом.

– Пятнадцатый! – Илья указывает на троллейбус. Похожий на буханку, тот стоит на повороте, пропускает пешехода. – Побежали!

– Мы не успеем!

– Успеем. – Илья хватает ее за руку, и они бегут наперегонки с троллейбусом.

Женя смеется: ну какая разница-то – в этот или в тот, они же не торопятся. Чего нестись? Троллейбус тормозит на остановке, раскрывает двери, приглашает. Говорит: «Остановка “Качинское училище”. Следующая остановка “Академический колледж”».

Илья тянет внутрь, в надышанное тепло. А Женя тянет его обратно, в липкий от влаги холод. Они же хотели погулять, ведь так приятно цепляться за рукав Ильи, говорить о пустяках и подмечать всё те же пустяки вокруг себя: летящих птиц, шаурму на рынке, гирлянды, фантик под сапогом и карамельной коркой тающего льда, пузыри под ним и влага, тепло рук – своей, его, – голос, запах порошка и кофе, дыхание, которое облачком взбухает у лица. Мозаика из пустяков. Бессмысленная, хрупкая, но кроме нее, по сути, нет больше ничего.

– Едете уже? – кричит водитель.

Женя качает головой, и Илья, подумав, слезает со ступеньки, подходит, обнимает.

Двери с шипением закрываются, троллейбус уползает, сминая слякоть на дороге, смешивая воду, снег, бензин, песок.

Илья и Женя идут дальше.

Москва – Благовещенск, 2020–2021

* * *

30 декабря 2013 года в Волгограде прогремел еще один взрыв. Он произошел, когда троллейбус, следовавший по маршруту номер 15, отъехал от остановки «Качинское училище» и проезжал мимо дома по адресу улица Качинцев, 122. Погибли 16 человек, 25 пассажиров получили ранения различной степени тяжести. Салон полностью выгорел.

4 июня 2014 года на месте взрыва установили памятник жертвам теракта. Средства на его установку выделили руководители предприятий Дзержинского района, на территории которого произошла трагедия.

* * *

…В России четыре из пяти женщин (79 %), осужденных в 2016–2018 годах за умышленное убийство (ч. 1 ст. 105 УК РФ), в действительности защищались от домашнего насилия. Результаты были получены с помощью алгоритма машинного обучения, который проанализировал около 2,5 тысяч судебных приговоров. Среди осужденных за причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть (ч. 4 ст. 111 УК РФ), оборонялась от партнера каждая вторая – около 52 %.

Кроме того, журналисты изучили около 1,5 тысячи приговоров, вынесенных в 2011–2018 годах за убийство при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК РФ). Масштаб домашнего насилия там оказался самым высоким: от партнеров или других родственников-мужчин защищались 91 % женщин. В то же время мужчины, осужденные по такой же статье, защищались от партнерш всего в 3 % случаев.

Наказание за это преступление значительно мягче, чем по остальным статьям, – до двух лет заключения. Однако авторы исследования сделали вывод, что, согласно УК РФ, многих из этих дел вообще не должно было быть: женщинам приходится сидеть в тюрьме лишь потому, что они не могут отбиться от агрессора голыми руками, как того требует суд.

И судьи, и обвинители, и даже сами адвокаты обычно склонны обвинять подсудимую в том, что она терпела насильственное обращение и сама довела ситуацию до трагической развязки, рассказывает адвокат Галины Каторовой Елена Соловьева.

По ее словам, в выводах психиатрических экспертиз, которые назначаются во время следствия, нередко можно увидеть утверждения о том, что состояние женщины в момент убийства нельзя считать аффектом, поскольку «насилие носило для нее системный характер» и она должна была к нему привыкнуть.[1]

31 августа 2004 года, спустя полчаса после теракта у метро «Рижская», я возвращалась с работы домой и ехала по проспекту Мира в сторону области. Я сразу поняла, что произошло – в то время все всё быстро понимали, – и первым делом обзвонила родных и друзей. Они были в порядке.

К сожалению, кому-то повезло меньше.

Беззащитность, вот что я чувствовала тогда. Может, упадет самолет, на котором ты полетишь в отпуск. Может, ты не доедешь до работы. Может, ночью, пока ты спишь, панельная многоэтажка сложится тебе на голову. Счастье в той обстановке в принципе было недостижимо. Как можно его обрести, когда ты все время в страхе? В не меньшем страхе жили и мои друзья, родители которых приехали с Кавказа на заработки и не были виноваты в происходящем – но для некоторых людей оказались «на одно лицо».