Ложь во спасение - Ольга Егорова

– А мне не смешно почему-то. Знаешь, я ведь правда не помню. Вообще ничего не помню про эту ночь. Если бы ты не сказала… Ян, а почему ты мне утром об этом не сказала, а?

– Ты ведь спал утром, кажется, когда я на работу уходила.

– Да, – вспомнил Евгений. – Да, спал, конечно. На самом деле он не спал.

Просто делал вид, что спит. Не хотел продолжения вечернего разговора. Не хотел встречаться взглядом с ее глазами и снова видеть в них укоризну и страх. Ночью, глядя в потолок, разговаривать оказалось гораздо проще. Как будто общались только голоса, а сами они, лежа в постели под одним одеялом, не касаясь друг друга, оставались безучастными.

– Мне, наверное, правда нужно к врачу. С этими галлюцинациями и ночными прогулками.

– Наверное.

Ее голос даже и не пытался ничего скрывать. Не было в нем ни тени доверия, ни тени сочувствия.

– Работаешь завтра?

– Нет, завтра дома. У меня сольфеджио отменили, в школе концерт с утра.

Еще три дня назад он обязательно поинтересовался бы, что за концерт в школе, из-за которого отменили сольфеджио. И они проговорили бы об этом концерте полночи, а потом, может быть, вместе сходили бы на этот концерт.

«Надо же, – в который раз подумал он, равнодушно прислушиваясь к ее дыханию. – Надо же, как может все измениться в жизни за каких-то три несчастных дня…»

Больше они не разговаривали. Евгений еще долго смотрел в потолок, все пытаясь понять, что же делать дальше. Засыпая, он видел бледный луч серого света, тихонько пробирающийся в комнату сквозь узкую полоску неплотно задвинутых штор. Почти сразу прозвонил будильник, и Евгений не сразу вспомнил, зачем ему нужно было ставить будильник на половину пятого утра в субботу. А вспомнив наконец, бессильно выругался сквозь зубы.

От кресла необходимо было избавиться. И как можно скорее.

Можно было сколько угодно пытаться не думать о нем, воображая, что нет никакого кресла. Там, на балконе, под ворохом тряпья, под слоем старых газет, за большой коробкой из-под купленного недавно телевизора с широким экраном, оно стояло до сих пор, это светло-бежевое кресло в гобеленовой обивке. Разрисованное редкими желтыми ирисами и пропитанное темно-бурыми пятнами человеческой крови.

Евгений видел эти пятна на кресле сквозь слой наваленной сверху ткани и бумаги. Как будто его взгляд превращался в это мгновение в рентгеновский луч, просвечивающий все насквозь. Он даже чувствовал иногда запах крови и представлял себе, что кровь до сих пор осталась такая же алая и свежая, как в тот вечер. Хотя умом понимал, что это невозможно.

«Сегодня, – подумал он, осторожно выбираясь из-под одеяла, стараясь не потревожить Яну, которая заснула тоже совсем недавно. – Сегодня, хватит уже тянуть…»

В ванной он долго стоял под душем, леденея под холодными струями. Растерся докрасна полотенцем, завернулся в халат. Плеснув кипятка в чашку с растворимым кофейным порошком, добавил туда же три ложки сахара с горкой. Сделав несколько коротких глотков обжигающей, приторно-сладкой черной жидкости, Евгений подошел к окну, оглядывая сонный двор. Под покровом почти черного, звездного еще, едва-едва розовеющего где-то вдалеке неба голые ветки деревьев и фасады стоящих впритирку друг к другу девятиэтажек казались какими-то ненастоящими, будто нарисованными художником, не признающим иных оттенков, кроме серого и черного. На улице не было ни души, в доме напротив горело тусклым светом только одно окно на седьмом этаже. С расположенной неподалеку от дома проезжей части в приоткрытую форточку лишь изредка доносились звуки проезжающих мимо машин.

День наверняка опять будет пасмурным, с каким-то странным сожалением подумал Евгений. Как будто и в самом деле погода могла теперь иметь какое-то значение.

Выпив две чашки кофе и выкурив до половины последнюю оставшуюся в пачке сигарету, он быстро оделся и вышел на балкон. Яна все еще спала, но спала тревожно – ненадолго задержавшись у кровати, он поправил сползшее вниз одеяло, коснулся пальцами тонкой пряди волос, причудливым завитком свернувшейся на лбу. Прядь была похожа на маленькую, будто новорожденную, черную змейку с шелковистыми боками. Яна нахмурила брови, но не проснулась. Пока ее глаза были закрыты, пока в них не отражался страх и немой укор, она казалась совсем прежней, и на секунду Евгений вдруг ощутил почти забытое чувство нежности к этой маленькой черноволосой женщине, которая своим недоверием легко и быстро разрушила любовь, казавшуюся ему вечной.

Рассуждать о вечной любви сейчас, когда предстояло достать с балкона и вывезти за пределы города чертово кресло, было верхом нелепости. Евгений осторожно раздвинул шторы, нащупал в темноте спальни кнопку и включил тусклый светильник. Бледно-желтое пятно разлилось по стене тоскливым светом. Открыв обе створки окна, он разобрал ворох старой одежды и газет, прикрывающих единственную из оставшихся в доме «улик», и через подоконник втащил кресло в комнату.

Пятно на обивке потемнело. Сейчас, при отсутствии нормального освещения, оно выглядело уже не так угрожающе. При желании его можно было принять, например, за след от пролившейся нечаянно на обивку кресла чашки кофе.

«При очень большом желании», – криво усмехнувшись уголком губ, подумал Евгений. Но все же смотреть на пятно было совсем не страшно. И запаха не было.

Сзади послышался шорох. Обернувшись, он увидел проснувшуюся Яну. Она сидела на кровати и растерянно наблюдала за его манипуляциями. В темноте ее сонные синие глаза казались темными и незнакомыми.

– Вот, – сказал он, как будто оправдываясь. – Решил все-таки от него избавиться.

Она все молчала и продолжала смотреть на него, словно думая о чем-то своем.

Евгений раздраженно кашлянул, возненавидев себя за этот извиняющийся, трусливый тон. Снова поднялось чувство бессильной и яростной обиды, подменив едва промелькнувшую и растаявшую, как облако, нежность. День начинался, и все становилось на свои места.

– Считаешь, лучше его оставить? Может, в гостиную перенести, на прежнее место поставить? – поинтересовался он злым шепотом. – Чтобы каждую секунду оно напоминало мне о содеянном?

– Нет. – Она покачала головой, зевнула и пригладила ладонью растрепанные волосы. – Не считаю. Я просто еще не совсем проснулась.

Чуть хрипловатый от сна голос тоже казался чужим, как и взгляд. Евгений закрыл окно, несколько секунд постоял еще в раздумье в спальне и вышел в коридор. Уже застегивая куртку, бросил в темноту спальни:

– Я за машиной! – и вышел, осторожно прикрыв дверь. Он не стал пользоваться лифтом, понимая, что лишний шум в подъезде сейчас ни к чему. Неприятное чувство шевелилось внутри – он таился, как будто и в самом деле был преступником, скрывавшим улики, изобличающие его причастность к убийству. От бессонной ночи голова гудела, кружилась слегка, но все же болела не так сильно, как накануне. Если и была в это утро гиря внутри, то гораздо меньшего веса и объема.