Тень наркома - Олег Агранянц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отвернитесь, — попросил профессор.
Мы с Мальвиной отвернулись. Исидора, посмотрев на нас, сделала то же самое.
Я улучил момент и кратко пересказал ей, что говорил профессор.
— Технику мне переводить не надо, — сказала она. — Я здесь обеспечиваю правовую сторону. Когда речь пойдет о правовых вопросах, тогда и переводите. А так… Потом все расскажете.
— Сейчас он придет в себя, — сказал грустный человек и вышел.
Мы повернулись. Профессор вздохнул:
— И вот так каждые полчаса.
Он подождал минуту, потом продолжил:
— Сначала, что такое ген. Это единица наследственности. Сейчас с этим все согласны, но в годы моей молодости шла борьба. Тяжелая борьба. Ну, ладно. Ген — это такая штука, которая контролирует развитие какого-нибудь признака в человеке. Скажем, голубые глаза, прямой нос, маленькие уши. Я с детства очень страдал, что у меня большие уши. Посмотрите.
У него действительно были большие уши.
— Меня дразнили ослом. Но гены — это та штука, которая контролирует не только признак, но и свойство.
Это многие отрицали. Что это значит? Проще говоря, гены контролируют характер человека, его манеру поведения. Конечно, очень важно, чтобы у человека были нормальные уши, но еще важнее, чтобы в его характере были черты, полезные для развития общества.
«Это что-то близкое к идеям общей справедливости», — подумал я.
— За ум тоже отвечают гены? — спросила Мальвина.
— Нет. Но за усердие, с которым человек пользуется своими умственными способностями, отвечают они. Гены не что-то постоянное, то, что нельзя изменять. Многие ученые сосредоточили усилия на попытках разработать методы введения в клетку новых, совершенно определенных генов. Это верно. Но для этого нужно сначала получить желаемые гены. А это сложно, архисложно. Многие над этим работают, но мало кто получает желаемый результат. Мне повезло. У меня получилось. Но я продолжаю работать, а когда меня не станет, продолжат мои ученики.
— У вас их много?
— Нет. Но у нас есть необходимое оборудование, а главное, мы знаем, в каком направлении надо искать. Желаемый ген — это звучит очень заманчиво. Желаемый — это означает качественно новый. А это, в свою очередь, означает, что старый ген надо изменить. Изменение генов, как вы вероятно слышали, называется мутацией. Это слово теперь употребляют в том числе и для названия процессов, не связанных с генной инженерией. Но мы занимаемся мутацией в прямом смысле этого слова. Вы слышали, что такое мутаген?
— Нет, — честно признался я.
— Мутации происходят под действием так называемых мутагенов: излучений и химических ядов. Большинство ученых, да не просто большинство, абсолютное большинство ученых использовали и продолжают использовать для мутации излучения. Но для этого нужны сложные дорогостоящие аппараты. У нас таких нет. Не потому, что мы не можем их приобрести, а потому, что они нам не нужны. Только немногие, и я в том числе, для мутации гена используют химические яды. Я химик, специалист по различного вида ядам. И мне пришла в голову интересная мысль — найти подходящий яд для мутации, и не просто мутации, а для получения того гена, который мне нужен. Это проще. Значительно проще и дешевле.
Проще и дешевле. Это мы уже в генетике проходили. Я помню, как в мои студенческие годы мы спорили по поводу теорий Лысенко.
Профессор продолжал:
— Небольшая химическая лаборатория и эксперименты. Эксперименты, эксперименты. И задача близка к решению. Да не только близка. Искомый ген получен.
— Какой, если не секрет? — вежливо поинтересовался я.
— Ген справедливости. Ген, обладая которым, человек не может лгать. Честность — это дверь в будущее.
«А ведь он не Лысенко, — подумал я. — Он просто псих».
— Это возможно? — снова вежливо поинтересовался я.
— Многие считали, что нет. Главное было найти необходимый компонент. И я его нашел. Бразильская трава «уту». Природа. В природе есть все, что нужно человеку. Только надо искать. Надо уметь искать. Я уверен, что где-то есть травы, которыми можно вылечить любую болезнь. Человек должен быть бессмертен. Но для начала он должен быть честен.
— Но если вы сделали такое великое открытие, зачем держать его в секрете?
Он вздохнул:
— Требуются доработка и эксперименты.
— Вы экспериментируете на людях?
— Мы сначала вводим новый препарат себе. Настоящий ученый должен рисковать. Мой молодой друг умер. Да и я скоро уйду. Причина моей болезни — я ввел себе препарат, где были неправильно рассчитаны компоненты.
— Но, может быть, сначала пробовать на животных?
— Мы так и делаем. Недалеко отсюда у нас есть поместье, мы его называем фактория. Там у нас содержатся обезьяны. Мы их используем для эксперимента.
Он замолчал.
Я посмотрел на него. Лежал он недвижно. Глаза его были закрыты.
«А он, случаем, не…» — подумал я.
Снова появился очень скучный человек. Мы отвернулись. Он начал колдовать над больным. Потом бесшумно вышел.
Я посмотрел на профессора. На этот раз у него были открыты глаза.
— Я очень рад, что вы пришли. Я давно уже никого не принимаю. А вас принял, потому что эта девушка знает моего брата. И мой брат знает ее. Я вас прошу, напишите ему. Вы напишете?
— Конечно, — ответила Мальвина. — Но что написать?
— Напишите, что у Марата, то есть у меня, все получилось. Он создал ген справедливости. Мои коллеги тоже могут ему написать, но он им не поверит. А вам поверит. Напишите, что еще немного — и мир станет другим. Мир честных людей, мир справедливости.
Он помолчал, потом произнес почти шепотом:
— Я вас прошу, позовите кого-нибудь.
Я открыл дверь и натолкнулся на грустного человека.
— Вас просят зайти.
Тот зашел.
— Позовите Андрея.
Грустный человек вышел.
— Вы понимаете, какой это будет мир. Вы еще его увидите. Эта девушка доживет до того времени, когда люди станут бессмертными.
Глаза его блестели, и он улыбался.
«Псих, точно псих», — решил я.
— Выйдите, пожалуйста, — попросил профессор. — Я дам указания Андрею. И до свидания. И запомните: каждый человек должен стремиться к тому, чтобы мир стал лучше.
Мы вышли из спальни больного. Вскоре оттуда вышел Андрей.
— Следуйте за мной.
Мы последовали за Андреем. Сначала мы прошли через лабораторию, там три человека в серых лабораторных халатах сидели за какими-то на вид не очень замысловатыми приборами. Потом спустились на один этаж.