Уровень атаки - Игорь Огай

— Это является национальным обычаем, и я не обязан давать комментарии. Однако, уважая будущее решение трибунала, я готов пояснить, что расправа, в соответствии с подобным обвинением, учиняется путем сожжения виновного в жертвенном очаге вместе с основной жертвой.

— Ясно, — вымолвил тихо атлант. — Скажите, посол, ваши боги когда-нибудь бывают сыты?

— Бывают, — без тени сомнения ответил инка. — Однако это, так же, как и способ расправы, не является предметом обсуждения трибунала и не должно влиять на его решение.

Сожжение! Черт… чего-то подобного следовало ожидать от ацтека, но все же у Павла вспотели руки. Спокойнее, спокойнее… Обвинять его в убийстве, кажется, никто не собирается, но намеченная в спешке линия защиты была настолько общая, что вполне подходила и под этот случай. Итак, первый ход:

— Я возражаю. Трибунал не уполномочен выносить смертные приговоры в отношении жителей Земли.

Легкий поклон Акарханакана в сторону Павла возвестил о том, что возражение услышано, но не принято.

— Именно поэтому я лишь прошу решения о выдаче виновного малому кругу жречества.

— В данном случае это одно и то же.

— Фактически — да, — тяжело отвесил Эхтинор. — Процессуально — нет.

— В ч-чем доказательс-ства вины?.. — прошипел ящер.

— Обстоятельства, при которых было обнаружено тело, а также орудие убийства с отпечатками пальцев Головина говорят о намеренном умерщвлении жертвы до наступления положенного срока и недопустимым при исполнении обряда способом.

— Недопустимым способом? — процедил Павел. — Ну и тварь… Это же была твоя дочь!

Ацтек остался непроницаем:

— Данное обстоятельство не имеет отношения к разбирательству.

— В таком случае, расскажи трибуналу то, что имеет отношение. Расскажи о том, как твоей дочерью была спланирована и приведена в исполнение провокация против меня, которая должна была стать местью за смерть ее жениха. И еще о том, что она предпочла мучительной гибели в огне убить себя.

— Это правда? — с видимым интересом осведомился Эхтинор у посла инков.

— Я не имею подобной информации, — Акарханакан пожал плечами. — Это утверждение не опровергаемо, но и не доказуемо, а значит, не может быть принято во внимание.

— Не совсем так.

Павел поискал глазами того, кто произнес эти слова, прежде чем понял, что впервые за время судилища заговорил гиперборей.

— Перед тем как войти в этот… храм, я получил от главы своей дознавательной коллегии сведения, подтверждающие слова землянина.

— Вот как? — Атлант заинтересовался еще больше. — Я не оскорблю вас, коллега, если спрошу: уверены ли вы в достоверности этих сведений?

— Вполне уверен. Обычно я полагаюсь на слова одного из лучших слуг Общины без доказательств, однако, соблюдая протокол трибунала, в этот раз он даже готов представить свидетеля.

— Х-хорош-шо… — прошептал ящер. — Пус-сть вх-ходит…

Павел всмотрелся в темноту капюшона. Все-таки эти интонации были слишком знакомы, сколько бы ни говорили о том, что голоса смарров невозможно отличить один от другого.

Инка у входа распахнул дверь, и Градобор собственной персоной шагнул через порог храма. Непутевый Алик послушно следовал за ним.

— Могу я задать вопрос? — осведомился ацтек у Брахмира. — По чьему приказу ваш человек осуществлял собственное расследование?

Ответ старшего слуги Общины не оставил возможности возразить:

— По велению своего сердца. Справедливость и правосудие не нуждаются в помощи, это верно. Они сами находят дорогу к нашему разуму.

— Ну да, разумеется… — пробормотал посол, — эта ваша концепция разумной ткани мироздания… Очень удобно — с ее помощью можно объяснить все, что угодно.

— Именно так, коллега, — согласился Брахмир с улыбкой. — А также она позволяет избегать риторических вопросов. Например, каким образом далеко не самый высокий подданный империи Инка бесконтрольно действовал на территории Москвы в течение месяца? Не потому ли, что он был другом дочери другого весьма высокого подданного?

Смарр, внимательно выслушав эту пикировку, снова повернул капюшон к вошедшим.

— С-свидетель, подойди…

Градобор хлопнул своего пленника по спине, и тот вынужденно выступил на два шага вперед.

— Назовис-сь…

Парень откашлялся, кинул взгляд на непроницаемого Акарханакана и, наконец, проговорил:

— Алик Смехов, такинэ, младший служащий посольства, — несмотря на смятение, голос его звучал уверенно.

— Уважаемый трибунал, — обратился Павел, — я прошу разрешения допросить свидетеля…

— Отклонено, — обронил Эхтинор. — Обвиняемый не имеет такого права. Алик Смехов, ты был знаком с Анэтуатхе, дочерью Акарханакана?

— Да.

— Когда и как вы познакомились?

— Это не ваше дело, Эхтинор, — впервые посол империи обратился не к трибуналу, а к личности, но глава Миссии выдержал его взгляд.

— Верно, не мое. Но это дело трибунала, который вы созвали, коллега. Отвечай, свидетель.

— Это была ее инициатива. Месяц назад Анэтуатхе случайно встретилась со мной на территории посольства. Узнав, что я уже имею доступ в город, позже она нашла меня и попросила оказать ей помощь…

— Помощ-щь в ч-чем?..

— В получении знаний о Москве, а также в общении с местным населением.

— С-с какой ц-целью…

— С целью оказать давление на землянина Павла Головина.

— Каким с-спос-собом?..

— Она планировала вступить с ним в любовную связь и в дальнейшем спровоцировать межрасовый конфликт.

Алик старался смотреть только прямо перед собой. Непроницаемая тьма под колпаком смарра была не столь ужасной, как взор отца на другом конце шеренги судей. Однако следующий вопрос задал не ящер.

— Ты знал, что Анэтуатхе назначена жертвой одному из ваших богов? — произнес Брахмир.

Лицо свидетеля перекосила гримаса благоговейного ужаса, и Павел решил, что будь тот христианином, то перекрестился бы сейчас.

— Нет! Мне сказали об этом только что.

— Ты знал, что истинным планом было совершение самоубийства и выдвижение ложного обвинения?

— Нет, — голос его зазвучал тише.

— Ты знал, что результатом этого обвинения может стать смертный приговор землянину?

— Нет! Я ничего этого не знал! Она просто сказала, что ей нужна помощь! Как я мог отказать? Это было слишком большой честью…

— А если бы ты знал все, — глухо проговорил ацтек, — что сделал бы тогда?

— Я постарался бы отговорить… Но если бы Анэтуатхе приказала, я поступил бы точно так же, — Алик опустил голову. — Она укатэ, ее слово — закон для любого такинэ.