Русич. Молния Баязида - Андрей Посняков

Деревенские обошли его со всех сторон, замахнулись… Раскрутив рогатину между пальцами, молодой воин без особого труда отбил атаку.

– Однако, – удивленно похлопал глазами Михряй, сын старосты. – Неужто и нас такому обучишь?

– А как же! А ну, чего встали? Сейчас бегать будем. Представьте, что во-он на том холме – острожек – и вам его надо взять. Как действовать будете?

– С набега!

– Э, чай у них там стрелы найдутся. Перестреляют, не успеете и добежать.

– Так кольчужки ж…

– Кольчужка хорошую стрелу не удержит.

– Значит – с боков, с боков заходить надоть!

– Верно, Михряй. Так и поступим… Ну, с Богом.

Толпа парней с короткими копьями в руках понеслась к холму. Иван невольно залюбовался ловкой и быстрой фигурой Лукьяна. Всего-то несколько лет назад тютя тютей был парень, а вот теперь, поди ж ты – воин! Опытный, умелый, обученный, такой немалых дел натворить может.

– Господин, банька готова! – в горницу вошел Никодим Рыба. – Изволь пожаловать.

– А что, уже вечер? – изумился Раничев. Огляделся вокруг – и в самом деле, отражаясь в реке, садилось за дальним лесом солнце. Смеркалось. Теперь недолго и до темноты – осень.

Прихватив чистый рушник, Иван пошел в Никодимову баньку, располагавшуюся у самой реки, в ряду таких же строений. Соседняя баня еще топилась – для парней с Лукьяном. Раничев разделся и, швырнув на камни горячую воду из деревянного корца, забрался на полок. Зашипело, заволокло паром – жар, аж слезы на глазах выступили, не вздохнуть. Иван поискал веник – ага, есть, даже несколько, уже запаренные – взяв, хлестнулся. Ух, хорошо! А еще б парку… Во-от… Уши в трубочку! Эх, еще разок…

Иван напарился так, что едва вылез, прыгнул в реку, вынырнул, поплыл обратно – холодно, хорошо! Солнце только что зашло и последние лучи его золотили вершины берез. Смеркалось.

Раничев вбежал в баньку… и захлопал глазами, увидев сидящую на полке девушку, Марфену.

– Ты как здесь?

– А так… Попарить?

– Давай…

– Ложись тогда…

Напарились. Раничев уже не выскакивал в реку – обливался холодной водой в бане, заодно облил и девчонку. Та засмеялась, вытирая голову рушником, кивнула на кувшин:

– Тут квас. Испей-ка!

Иван посмотрел на крепкое девичье тело с тонкой талией и большой налитой грудью, не выдержав, обнял, притянул ближе. Марфена точно того и ждала – обхватив за плечи, поцеловала в губы, застонала… оба повалились на лавку…

– Хорошо! – встав, Раничев попил квасу и протянул кувшин девушке: – Хочешь?

Марфена кивнула, напилась, провела себя руками по бедрам:

– Я красивая?

– Очень, – не покривил душой Иван.

– А ты бы… – девушка замялась. – Ты бы взял меня к себе служанкою?

Опа! Раничев чуть не поперхнулся квасом. На тебе! Служанкой… Хорошо, не женою. Впрочем, не могла она на то и надеяться, век-то на дворе какой? Она – бывшая холопка, он – почти боярин. Служанкой – куда ни шло, женой – не поймут люди, да и не обвенчает никто, исключая разве что какого-нибудь расстригу-попа.

– Вот что, Марфена, – справился с собою Иван. – Ты как дальше жить думаешь?

– Я-то? – девушка улыбнулась. – А здесь! Больше-то куда мне податься? Народ тут хороший, приветливый, девчонки меня привечают – да и дел полно кругом, уж лишним ртом не буду… А ты чего делать собрался? Слыхала, усадьбу в Угрюмове восстанавливать?

– Ну да, – тихо отозвался Раничев и, что-то вспомнив, спросил:

– Армат Кучюн обычно какой полон приводил? Ну, какой масти – беленьких, там, или смуглявых?

Девушка вздрогнула:

– А разных. Когда светлых, а когда и смуглявых. Обычно – по нескольку пар, тех и других. А чего ты вдруг про него спрашиваешь?

– Понять кое-что хочу, – улыбнулся Иван. – Ну что, пойдем еще париться? – он шлепнул девчонку по ягодицам.

– Пойдем! – смеясь, согласилась та.

Поддали пару…

Вот и пошли дожди, заморосили нудно, занавесило сизыми тучами небо, и мокрые деревья уныло покачивали ветвями в такт завыванию ветра. Несмотря на непогодь, Лукьян уже вторую неделю не покладая рук занимался с парнями, стремясь привить им хотя бы начатки воинской дисциплины. Раничев и сам иногда присоединялся к ним, бегал в охотку, сражался, восстанавливая утраченные было навыки. В общем-то, дожди никого уже не пугали: урожай убран, последние снопы подсушили в овинах, намолотили зерна, заложили в погреба овощи – репу, морковку, свеклу, часть капусты заквасили, часть засолили, вообще, соль берегли – ее мало было, да и дорого, не всякий укупит. Длинными вечерами девки тянули пряжу, рассказывая всякие небылицы, да заводили длинные протяжные песни. К Марфене быстро привыкли, да и она прижилась, ходила вместе со всеми в лес, на реку, в поле – собирать оставшиеся колоски. Частенько заглядывались на нее отроки, да Марфена на них фыркала, прогоняла – все посматривала на Раничева, понимая, что, конечно, не пара она ему, не пара. Да и Лукьян как-то проговорился о боярышне Евдокии, вот и приутихла девка, в баню уж больше к Ивану не пробиралась, нет-нет – да и к ребятам присматриваться начала. Вот, к примеру, Михряй – старосты Никодима сынок – хоть куда парень! Кудрявая голова, косая сажень в плечах – силен да ухватист. Тот же Лукьян – этот, правда, себе на уме, городской, Марфена его, честно сказать, побаивалась даже, то ли дело местные, свои, деревенские. У Михряя, правда, в Чернохватове была зазноба – ясноглазая дева с длинной толстой косою, ну да и кроме старостина сынка вокруг парней хватало. Видя такое дело, Раничев не стал смущать девку, чего, в общем-то, и раньше не делал. А так и совсем вечера коротал в одиночестве, все размышлял, думал. Проблем хватало. Хотел спокойной жизни – пересидеть до весны – ага, нашел спокойствие, как же! С одной стороны – алчные чернецы, с другой – враги-интриганы, с третьей – пропавшие отроки с девами. И все проблемы нужно было решать, попробуй-ка, посиди сложа руки – уж вражины-то не сидели. Не раз и не два замечал уж Иван, как кружили близ деревень незнаемые воинские люди – оружные, в кольчугах да пластинчатых латах. А совсем недавно приметили у рядка какого-то кособородого мужика – не Никитка-ли Хват, верный холоп Аксена? Чувствовал Раничев – не зря они все тут крутились, и оружные, и мужик этот. Ну, с рядком дела пока – тьфу-тьфу-тьфу – шли хорошо, и впрямь, оказался прибыльный бизнес. Даже сейчас, поздней осенью, пока не замерзла река, возвращались с южных сторон торговые струги – из Таны, со стороны ордынской, а кое-кто из самой Кафы плыл. По совету Ивана Захар с Хевронием быстро переориентировали торговлишку с, так сказать, ширпотреба на продуктово-кожевенный лад. Ну, какой купец, возвращаясь домой, откажется прихватить по дороге выделанные кожи по низкой цене, или парное мясо, или те же орехи с медом? Вот и процветала торговля – не великий барыш, зато верный, да и не отходя от дома. Сбили у реки, у брода, рядки из крепких досок под крышею – окромя товаров, там и перекусить можно было горячими пирогами с капустой да зайчатиной, бражки ягодной выпить. Вообще же, к следующему лету можно было бы корчму открыть – попробовать, как делишки пойдут. Пока шли неплохо – каждый день звенела монета. Вот и сейчас, несмотря на дождь, знал Иван – сидят на рядке верные людишки – Кузема со товарищи – по малолетству к забавам воинским покуда негодные. Ну, торговать – тут ведь силы не надо, ум только. Тем более, все меньше и меньше становилось на реке купеческих стругов, иной день – и вообще ни одного. Все же ребята за рядком приглядывали. Раничев даже написал на пергаменте специальный список – «прайс-лист» – мало ли, чего еще захочется покупателям: подковы там, хомуты, гвозди – ежели что, из деревни-то притащить недолго. Вот и сейчас бежит вроде пацан. Взволнованный какой-то, ишь, пот так и сыплет градом. Раничев подошел к волоковому оконцу, прислушался. Пробежав по крыльцу, отрок замолотил в дверь: