Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский

Вглядываясь в судьбы всего живого, древние мыслители не могли не заметить, что оно подчиняется всеобщему закону рождения, роста, возмужания, дряхления и умирания. А поскольку человек рассматривался как «мера всех вещей», наблюдение это было распространено и на общественные системы, которые не могут избежать некоего заболевания, признаки которого очевидны, но причины скрыты от поверхностного взгляда. В первой половине IV в. до н. э. этот процесс, наподобие описанной Фукидидом моровой язвы, затронул в большей или меньшей степени все полисы круга земель. Во власти болезни находилось несколько человеческих поколений, а преодоление ее привело к тому, что политическая карта мира изменилась до неузнаваемости. Греческие полисы оказались в подчинении у полуварварского государства Македонии. Рассыпалась, как колосс на глиняных ногах, Персидская держава, а на западе круга земель стал постепенно возвышаться неведомый Рим.

Симптомы болезни. Признаки кризиса греческого полиса были явственны уже в конце V в. до н. э. и зафиксированы такими выдающимися умами, как историк Фукидид и философ Сократ, – современниками отца греческой медицины Гиппократа. Пелопоннесская война была попыткой преодоления уже дававшего себя знать кризиса, но привела к еще большему распространению болезни, к ее метастазам. Ликвидировать их можно было лишь хирургическим путем.

Более всего пострадало в годы Пелопоннесской войны население сельских местностей, нашедшее убежище в городах. Мир, о котором так мечтало крестьянство, не принес желанного облегчения. Многие из возвратившихся на свои земли людей оказались неспособными выдержать конкуренцию рабского труда. Продавая участки или отдавая их за долги дельцам и крупным собственникам, сельские жители скапливаются в городах, пополняя там толпы безработных ремесленников. Продают свои земли и многие состоятельные люди. Так была поколеблена одна из главных опор полиса – связь гражданства с земельной собственностью.

Зашаталась и другая его опора – военная организация, основанная на праве и священной обязанности гражданина защищать полис и его автономию, земли и обычаи предков. Гражданское ополчение уступает место наемным профессиональным отрядам. Воздерживаясь от выполнения гражданского долга, бедняки по первому зову охотно шли хоть на край света служить кому угодно. Лишенные чувства полисного патриотизма, эти воины были для полисов не только тяжелым финансовым бременем, но и источником опасности – как сила, которую любой честолюбец мог использовать в собственных интересах.

В годы кризиса стало также очевидным несовершенство полисного правосудия, его непрофессионализм, которым пользовались все кому не лень. Судьи, ежегодно по жребию избиравшиеся из пришедших на народное собрание граждан, давая клятву судить «по своему лучшему разумению», законов могли и не знать. Познавали они их на практике, в ходе самих процессов. Кормясь за счет государства, они были заинтересованы в обилии судебных дел. Это стимулировало возбуждение беспочвенных обвинений, от которых богатым людям проще было откупиться, чем публично доказывать свою невиновность. Так в демократических полисах возникает презираемая, но доходная профессия – сикофант, доносчик. Овладевший ею проходимец кормился за счет вымогательства или, если оно не удавалось, штрафов и конфискации имущества осужденного. Возникает парадоксальная ситуация, выраженная в одной из комедий того времени: богач, начисто разоренный сикофантами, радуется, что может наконец спать спокойно и добывать себе пропитание… сикофантством.

Порча разъедала и главный орган полиса – народное собрание. Подлинным бичом демократии уже в годы Пелопоннесской войны стали безответственные народные избранники – демагоги. В условиях кризиса для говорунов возникла обильная питательная среда, возможность добиваться популярности и извлекать личную выгоду за счет обещаний, о которых можно было сразу же забыть, или возбуждения негодования против богатых, против внешнего врага, против кого угодно. Честность политического деятеля в это время стала редкостью. Общество погрязло в коррупции.

Наиболее опасным проявлением болезни полиса стала социальная напряженность, ранее сглаживаемая в демократических полисах возможностями получения дохода от обработки земли и участия в общественных работах. Неимущие, как всегда, не задумываются над причинами своего бедственного положения, а ищут его конкретных виновников, обрушивая гнев против чужестранцев – метеков – или просто богачей. На протяжении полувека то в одном, то в другом греческом полисе возникают заговоры и погромы, жертвами которых становятся прежде всего богатые люди. Так, в Аргосе в 370 г. до н. э. чернь, подстрекаемая демагогами, перебила дубинами и палками более 1200 именитых сограждан. В свою очередь, аристократы и богатые люди объединяются в тайные союзы (гетерии), организуя заговоры с целью истребления противников и захвата власти.

Все явственней во многих полисах надвигается призрак гражданской войны, спутницей которой во все времена была тирания. В ней, как в сильной власти, ожидали спасения зажиточные и имущие граждане. Ее поддерживали и низы, которым после захвата власти тираны обещали установление социальной справедливости.

Тяжелее всего болезнь сказалась – по разным причинам – на Афинах и Спарте. В Афины с крушением Морского союза вернулись тысячи клерухов, изгнанных бывшими союзниками. К тому же остались без дела моряки и ремесленники. Прекратилось строительство – форос от союзников теперь не поступал, а других средств у разоренного войной полиса не было. Средства сосредоточились в руках нажившихся на военных бедствиях дельцов, но они их не пускали в оборот; спекуляция становилась более выгодным делом, чем строительство и производство. Особенно богатели торговцы хлебом, взвинчивавшие цены. «По их вине, – возмущался оратор Лисий, – во время мира мы переживаем порой осадное положение».

Тяжелые времена – как ни странно, в результате победы – наступили и в Спарте. В замкнутый, экономически отсталый полис, гордившийся равенством граждан, хлынул поток военной добычи – серебра там оказалось, по свидетельству Платона, больше, чем во всех остальных полисах Греции, вместе взятых. В общину равных, взрывая ее изнутри, проникает неравенство. На глазах поколения, пережившего Пелопоннесскую войну, в руках ничтожного меньшинства оказываются огромные богатства, уже не считавшиеся позором, а большинство разоряется настолько, что многие уже не в состоянии внести своей доли в сисситию, а значит, лишаются почетного права быть воином-гоплитом и полноправным спартиатом. Заговор, раскрытый и жестоко подавленный в 399 г. до н. э., наглядно продемонстрировал происшедшие изменения: наряду со спартиатами, недовольными своим положением, в него были вовлечены метеки и даже илоты – союз, который трудно себе было представить в самом консервативном из греческих полисов.

Консилиум на площади. В некоторых государствах древности, если верить Геродоту, существовал обычай выносить тяжелобольного на рыночную площадь, чтобы выслушать советы по его излечению – всех, кто что-либо знает, как бороться с недугом. После Пелопоннесской войны в положении такого скорбящего, вынесенного на агору, в толкучку мнений, оказался полис. Греческая научная и художественная литература того времени сохранила множество советов о способах спасения. Вместе взятые, они напоминают консилиум на площади.

Первому дано было слово Фалею из города Халкедона.

– Граждане, – начал он. – Полис тяжко, но не безнадежно болен, и главная причина заболевания – вопиющее неравенство его