Скользящий по лезвию - Юлия Зонис

Джордж сидел спиной по направлению движения и поэтому не мог видеть, что творится у фургона. Сперва его неприятно поразило надсадное карканье. Вороны. Много ворон. Они кружились над дорогой, полем и забором, словно кто-то схватил да искромсал гигантскими ножницами черные шелковые простыни. Джордж почти оглох от тарахтенья двигателя, но карканье ворон было еще громче. Потом птицы начали снижаться. По лицу ударил ветер, поднятый их крыльями, бензиновую вонь перебил сладковато-кислый вороний запах. Этим пах Генри Хиггинс. Джордж заметался, чувствуя себя приманкой в гигантских силках и отчаянно дергая веревку. А потом вороны упали на него тяжелым и душным комом и заработали десятками клювов так, что прежняя боль мгновенно забылась.

* * *

Птицы, рассевшись на крыше фургона, энергично клевали сталь, сдирая краску. Соки прижалась к спинке сиденья. Вороны вились над дорогой и трейлером, как рой черных ос, причем чем ближе к фургону, тем гуще был этот рой. Девушка вспомнила чаек из городка рядом с Бостоном. Фаррингтон? Фармингтон? А, неважно.

— Вот проклятие, — тихо ругнулся ковбой рядом с ней и вытащил пистолет.

При этом он не смотрел на фургон, а почему-то, вывернув голову, пялился за плечо. Все заднее окно машины закрывала объемистая туша Джорджа. Сейчас оттуда доносились приглушенные вопли и стук. Сунув пистолет в руки Соки, Ричард выхватил из-за голенища нож и полоснул по веревке, которой привязал толстяка. Прежде чем девушка успела понять, что происходит, ковбой уже жал на кнопку закрытия окон.

— Сиди в машине! — рявкнул он и, вырвав «Глок» у нее из пальцев, выскочил наружу.

Спустя секунду там прозвучали три выстрела. Соки с ужасом смотрела на черное месиво, облепившее багажник и задние дверцы машины. Вороны бились о стекло, но забраться внутрь пока не пробовали. Похоже, им и без того хватало добычи. Будь это обычные птицы, грохот выстрелов вспугнул бы их и заставил разлететься, однако эти разлетаться даже не думали. В висках Соки нарастал тонкий комариный звон, не имевший ничего общего с карканьем стаи.

« Сестрра-сестррра, — насмешливо прокричал Йель, пляшущий под небом Больших Равнин. — Кррровь за кррровь! Кррасное мясо!»

Девушка прижала ладони к ушам, чтобы не слышать ни его призыва, ни мягких ударов крыльев о кузов машины. Но тут часть ворон, оторвавшись от мясной трапезы на багажнике, вспорхнула и налетела на Ричарда.

Время растянулось, и в этом звенящем тягучем времени Соки осознала, что плечо у нее больше не болит. Ей было вольно и весело, черные крылья упруго обнимали ветер, а крики подруг заставляли пуститься в победный пляс над полем седой травы. Только сначала надо было насытиться. Мир заволокло теплым и красным, соблазнительно свежим…

— Прочь! — вслух заорала Соки. — Пррочь!

Голос ее рассыпался вороньим карканьем. С пальцев срывались чешуйки и слипшиеся пушинки. Она плясала вместе со стаей, и совсем рядом блестели голубые глаза, которые ужасно хотелось выклевать…

— Соки!

Чей-то голос пробился сквозь вой вихря и стук крови в ушах, чьи-то пальцы сжались у нее на плечах и резко тряхнули.

— Соки, очнись! Какого хрена ты творишь?

И она очнулась.

Она стояла рядом с машиной, и ковбой, исцарапанный и бледный, тряс ее за плечи. Птицы продолжали метаться вокруг, то и дело хлеща по лицу жесткими крыльями.

— Помоги мне! — выкрикнул Ричард.

Он голыми руками зарылся в вороний клубок на багажнике, расшвыривая хищниц в стороны. Из-под черного копошащегося месива показалась окровавленная туша Джорджа.

— Проверь, нет ли птиц внутри.

Девушка запрыгнула в открытую дверь фургона. Птиц внутри не было. Ящик, куда Джордж и Хиггинс бросали мертвых ворон, стоял распахнутый. Ни одного трупика не осталось, только темнели рассыпанные по полу перья, да заливалась тревожная сигнализация. Соки бросила взгляд на приборную панель. Экран тиви налился красным, на нем мерцала надпись: «Опасность! Опасность!»

— Здесь чисто!

Дверной проем заслонила тень — это Ричард, кряхтя от натуги, втащил внутрь Джорджа. Швырнув толстяка на пол, он ударил кулаком по кнопке закрытия дверей. Карканье стало тише, хотя птицы продолжали орать и биться о крышу и борта фургона.

— Заводи, — рявкнул ковбой, швырнув ей ключи.

Толстяк заворочался на полу. Все лицо у него было залито кровью, один глаз выклеван. Второй, дико и зло таращившийся сквозь красно-бурую маску, снизу вверх уставился на Соки.

— Видел, что она сделала? Видел? — проорал Джордж, пуская кровавые пузыри. — Эти твари ее не тронули! Она заразилась, пока валялась в ящике! Сучка уже не человек, она чертова ворона, ворона!

Крики перешли в клекочущий смех, похожий на рыдания. Соки с ужасом поднесла руку к правой лопатке, туда, где осталась царапина от дротика. Пальцы нащупали кожистые бугорки и мокрые, мягкие кончики пробивавшихся перьев.

Ужас рос в Соки постепенно, словно птенец, созревающий в яйце и готовый расколоть хрупкую скорлупу. Сначала ужас был зародышем, уродливым, под стать жирному Джорджу после того, как над ним поработали птицы. Перемотанный бинтами толстяк валялся на нижних нарах в жилой части трейлера и орал, чтобы Ричард пристрелил Соки. Ричарда он отчего-то называл Железным Дровосеком, а Соки — Дороти, в общем, совершенно съехал с катушек, через слово поминая ворон с железными клювами и летучих обезьян.

— Она не человек! — вопил Джордж, смеясь и булькая. — Она ворона! Ворона с железным клювом! Она выклюет тебе глаза! Убей ее, удуши, все равно сдохнет.

При каждом крике Соки вздрагивала. Кончилось тем, что Ричард, передав ей руль, отправился в заднюю часть фургона, нашел там грязную рубашку и, скатав ее в комок, запихнул Джорджу в рот. После этого великан только мычал и сдавленно хихикал или, может, икал.

Пока Джордж кричал, Соки боялась, что Ричард его послушается. Она ведь видела, как ковбой прикончил человека-собаку в Дэнвилле и даже не дрогнул — безо всяких колебаний. А она была теперь девчонка-ворона. Конечно, Ричард ее только что спас. И мог тут же спокойно убить, не моргнув глазом, — так вопил нелепый зародыш-ужас в обличье Джорджа. Верить в это не хотелось, тем более сейчас, когда ковбой сидел рядом, временами успокоительно поглаживая ее левое плечо. О правом Соки старалась не думать.

Затем воцарилась тишина, и в скорлупу яйца изнутри постучался другой, куда более сильный страх. Он мокрым птенцом рвался наружу. Соки не хотела превращаться в птицу. Девушку знобило, сознание плыло, и от этого то и дело казалось, что она все еще заперта в сундуке. Вороны возились под ней, что-то шептали, щекоча крыльями, и в груди постепенно разрасталось новое чувство, горячее, хищное и красное — хотелось откинуть крышку сундука и, вонзив клюв в теплую плоть, растерзать добычу.