И в сотый раз я поднимусь - Галина Артемьева

Ночь. Счастливые люди спят дома. Летний ветер колышет занавески.

Но не всем же спать. Есть и те, кто работает. Речь идет о больших бабках. Надо потрудиться. Себе они возьмут лишь малую часть. Остальное – начальству, вестимо.

– Ты у меня пойдешь на зону, щели лизать! – орет на Элю опер.

Она долго не понимает смысл сказанного. Это чужой язык.

Она видит на стене своей пыточной камеры всевозможные лозунги. «Оставь надежду всяк сюда входящий». Данте. Надпись на вратах ада. Бесы, конечно, не знают про Данте, но чуют тему. Они-то как раз специалисты по созданию ада. Потому им и нравится слоган.

Она слышит, как за тонкими перегородками стонут избиваемые люди.

Вот продолжают бить того, подписавшего. Друга детства, теперь свидетельствующего против них. Он не выдержал боли. Его били, и все остальные слышали, как что-то пролилось: то ли вырвало его, то ли описался. И вслед за тем раздался его отчаянный крик: «Не бейте, не бейте больше, я все подотру!»

Господи! Ты это видел. Ты – свидетель!

Ей страшно. Очень страшно. Но она не подпишет ничего.

Ей тоже дают телефон – доставай деньги!

Она пишет смс Рузиловскому: «Нас арестовали. Что все это значит?»

Тот отвечает: «Попробуйте с ними поговорить. Предложите им деньги».

Эля не верит своим глазам, снова пишет: «Ты знал? Ты понимаешь, что нас посадят?»

Ответ: «Вас никто не посадит. Это элементарный развод на деньги. В последний момент вам предложат заплатить N-ную сумму. Это театр. Вам надо было меньше распространяться, что ваш брат звезда».

Все ясно?

И тут ей звонит брат. Единственный в Москве из них, кто на воле. Она говорит ему, что случилось. Трубку выхватывает мент: «Хочешь видеть своих родственников живыми? Неси деньги».

Естественно, он хочет видеть брата и сестру живыми. Ночь. Он только прилетел в Москву. Он плохо соображает, не ориентируется в происходящем. Только знает, что ребята в беде. Что надо спасать. У него лежат дома 10 тысяч долларов. Машину хотел купить. Хорошо, что лежат. Теперь пригодятся. Он берет деньги и бежит в милицию.

Там разочарованы суммой. Очень разочарованы:

– Что ж так плохо поешь? Еще собирай, чтоб хоть под подписку выпустили.

Заправляет всем этим начальник следствия. Ему звонят, не стесняясь задержанных, с ним консультируются. Он велит дожимать.

Он и спросит утром у Ромки, хорошо ли, в духе ли его статьи вышло пребывание в ментуре. Ромка в одной из статей писал, как пытали брата и сестру где-то в провинции. Склонный к театральным эффектам начальник обставил все по написанному.

Они ровесники, Ромка и его палач.

На одном языке говорят.

Ну и что? Палачам мир не нужен.

Всю ночь Миша ищет деньги. Помогает друг-бизнесмен, изымает 20 тысяч долларов из оборота. Находят адвоката.

По телевизору по горячим следам демонстрируют репортаж: задержание банды вымогателей. Узбекская жертва дает интервью, говорит о побоях, о диагнозе: перелом челюсти. Друзья записывают репортаж на видео. Это же доказательство полного абсурда: где следы побоев, как может человек со сломанной челюстью говорить? При сломанной челюсти пострадавший месяц как минимум рот раскрыть не может, ест через трубочку. А тут полный порядок. Но кого это волнует?

Следующую порцию денег передают уже через посредников.

Саша, не веря самой себе, плохо соображая, набирает номер московского мобильного телефона ее сына.

Он откликается. Голос едва узнаваем. Будто горло ему сдавили.

– Держись, сынок!

– Я держусь, мам.

– Молись!

– Я молюсь. Очень молюсь. Этим и держусь.

– Давай вместе помолимся.

Они произносят «Отче наш». Саша в Берлине, сын в Москве, в пыточной камере.

К моменту Сашиного прилета в Москву Элю выпустили под подписку о невыезде. Сын находился в СИЗО.

Когда она узнала от сына о происшедшем, у нее отнялись ноги. То есть – ходить она могла, но очень-очень медленно, держась за стенку. Надо было срочно принимать решения. Нелегко понять, что все мирное течение жизни рухнуло. Пришлось это принять.

Муж должен был, просто обязан, лететь в Лондон на свадьбу. Ее простят, ее поймут. У нее теперь другие обязанности.

Она надела черное платье и повязала голову платком. Так она чувствовала себя защищенной. Закрытая голова – это совсем другое дело. Предки знали толк в опасности. Сейчас Саша чувствовала, вернее, не чувствовала, а чуяла многое. Все дремавшие в ней силы сжались в нечто непробиваемо-твердое. Себя она не жалела и о счастливом прошлом не вспоминала. О будущей жизни не думала вообще. С нее хватит. Она наигралась в эти игры. Одно только – за жизни детей, выпущенных в мир, по-прежнему отвечает она. До последней секунды здесь, на земле.

Был серьезный вопрос: где взять деньги? Даже если не поощрять аппетиты следствия, все равно понадобятся адвокаты. Много чего понадобится. Если бы они не купили эту квартиру, деньги бы были. Но сейчас ничего не изменишь. И даже не продашь ее: все сейчас там в руинах. Только после ремонта можно попробовать. Но на ремонт тоже нужны еще будут деньги. А ей необходимо прямо сейчас. Для Москвы она существо презренное, без денег. И не поверит никто.

Сына выпустили через три дня под подписку о невыезде. Уголовное дело было открыто на обоих детей. Обвинение: грабеж, вымогательство. Условный срок по таким статьям не предусмотрен.

От статьи зависит сумма, вот в чем дело. Значит, статья должна быть подходящей.

Эля сразу слегла, как выпустили ее. Почки. Температура выше 40. Бредит. Бормочет о невиновности, о подставе, просит, чтоб отпустили. Саша вызвала «Скорую».

Жизнерадостный доктор сразу признал преступников: «По телевизору ж показывали».

– Не, – говорит, – мне неприятности не нужны. Чего мне с ментами связываться. Вот, купите антибиотики, лечите. Я госпитализировать не буду. А то меня потом по допросам затаскают.

Саша поняла, что такое быть вне закона. Все – они вычеркнуты из числа обычных незаметных граждан.

Ей ничего не оставалось, как начать бороться.

Ее в такие условия поставили.

Удивляло ее вот что: хотят с них содрать побольше денег. Это понятно. Но почему они при этом так злобно ведут себя, почему зверствуют, запугивают? Ведь жертве ничего другого не остается, как обороняться всеми силами.

Эльке она после бессонной горячечной ночи вызвала повторно «Скорую». Приехала другая бригада, не осведомленная, что вызвана к преступникам. Элю тут же увезли в больницу.

Сына Саша отправила в другую больницу: снимать побои. Там, кстати, сразу поняли, где его били. Характерные следы.