Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма - Глен Кук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я рассказал, как рос на ферме. В моей жизни не было ничего интересного, пока я не решил, что мне осточертело крестьянствовать. Тогда я записался в одну из армий Госпожи, понял, что и там мне не нравится, дезертировал и вступил в Черный Отряд, где только и смог отделаться от разыскивавших меня профосов.
– Жалел когда-нибудь, что ушел из дома? – спросил Мэзер.
– Каждый божий день. Каждый… Выращивать картошку скучно и утомительно, зато она не норовит пырнуть тебя ножиком. Дома я не голодал, жил в тепле, да и помещик нас не прижимал особо. Он, прежде чем взять что причитается, всегда глядел, хватит ли арендаторам на зиму… Да и жил-то немногим лучше нашего. А магию мы видели только ту, что бродячие фокусники на ярмарке показывают.
– Так чего ж не вернешься домой?
– Не могу.
– Если держаться с оглядкой, не рядиться богато и никого не задирать, можно почти везде пройти без проблем. Мы же прошли.
– Не могу, потому как дома-то больше нет. Через пару лет после моего ухода там побывала армия мятежников.
А после них – Отряд, по дороге из какого-то мерзкого места в другое, тоже не обещавшее радостей. Вся империя была превращена в пустыню во имя свободы от тирании Госпожи…
Госпожа прислала за мной только через шесть дней. За это время я излечился от поноса и малость отъелся, заново набрав несколько фунтов, но все же выглядел так, словно из ада сбежал. А впрочем, почему «словно»?
Госпожа тоже выглядела не шикарно. Утомленная, бледная, подавленная – наверное, до сих пор превозмогала хворь, от которой ее в прошлый раз рвало. Она не стала тратить времени на светские любезности:
– Я посылаю тебя назад, в Дежагор, Мурген. Мы получаем тревожные вести о Могабе.
Я кивнул. Сам уже кое-что слышал. Каждую ночь озеро пересекали плоты. Дезертиры и беженцы, все как один, с изумлением узнавали, что Тенекрут мертв, а его армией, тоже изрядно истощенной повальным дезертирством, командует Госпожа.
У Госпожи характер не сахар. Похоже, она просто не желает решать созданные Могабой проблемы. И не важно, чего это будет стоить Таглиосу и Черному Отряду.
– Зачем?
Не слишком-то умно вот так. Все наши таглиосцы оставили дома родню. Многие – люди видные и состоятельные, таким-то прежде всего выгодно защищать Таглиос.
– Мне нужно, чтобы ты просто вернулся и продолжил начатое. Но записывай события. Оттачивай мастерство. Держи Отряд сплоченным. И будь готов ко всему.
Я хмыкнул. Не это хотелось услышать, учитывая, что осаду можно прекратить в любой момент. Госпожа почувствовала мой скрытый протест, слабо улыбнулась и взмахнула рукой:
– Спать, Мурген.
И я рухнул, где стоял.
Все та же старая ведьма…
В голове клубилась муть. Таглиосцы, давеча помогавшие мне перебираться через воду, смахивали на зомби. Все время молчали и даже, казалось, не замечали ничего вокруг.
– Ложись! – негромко приказал я. – Патруль.
Они выполнили приказ, но двигались, словно до предела накурившись дури.
Патрулей теперь было немного, и избегать их внимания не составляло труда. Да и не входило в их задачу задержание всех, кто бродит вокруг. Берега озера мы достигли без происшествий.
– Отдыхаем, – распорядился я. – Ждем темноты.
Я не знал, что вынудило нас пересекать холмы днем. Просто не помнил, как мы вышли.
– Я что, странно себя вел? – спросил я.
Таглиосец, что повыше ростом, неуверенно покачал головой. Он понимал в происходящем еще меньше моего.
– Кажется, лишь пару часов назад я вышел из тумана, – сказал я. – Помню, как нас схватили, как держали в плену. Помню что-то вроде боя. А вот как ушли – не помню…
– Я тоже, господин, – заговорил тот, что пониже. – Только у меня такое чувство, что надо поскорей вернуться к своим. Уж не знаю почему.
– А ты что скажешь?
Высокий, хмурясь, кивнул. Он так старался вспомнить, что жила чуть не лопнула от натуги.
– Наверное, – предположил я, – Тенекрут что-то сделал с нами и отпустил. Об этом стоит помнить. Особенно если возникают побуждения, которым сам удивляешься.
После наступления темноты мы прошлись вдоль берега, обнаружили плот и, забравшись на него, двинули к Дежагору. И тотчас поняли, что на шестах не доберемся: слишком высоко стоит вода. Кончилось дело тем, что мы из шестов и обломков досок соорудили нечто вроде весел. Полночи ушло на переправу, а затем, естественно, все полетело к чертям.
Одноглазый, стоя на часах, коротал время с любимым бочонком пива. Услышав плеск воды и оклики, он вообразил, что все орды зла ополчились на него, и принялся вывешивать огненные шары, так что любой толковый лучник легко нашпиговал бы нас стрелами.
Одноглазый узнал меня почти сразу – лучники успели выпустить от силы три стрелы. Он заорал, требуя прекратить стрельбу, но было поздно. Нас заметили нары с башни над северными воротами.
Мы были достаточно далеко, чтобы им не удалось разглядеть лица. Но само наличие у Старой Команды связей с внешним миром, несомненно, вызовет у Могабы живейший интерес.
– А-а, Щенок вернулся, – заговорил Одноглазый, когда я вскарабкался на стену. – Мы тебя уже в мертвецы записали, собирались поминки устроить. Затянул я с этим, потому как дел много навалилось. Раз ты, предположительно, покинул сей мир, вести Анналы пришлось мне.
Он щедро протянул мне свою две недели не мытую кружку с пивом. Я от такой чести отказался.
– Да все ли с тобой в порядке?
– Не знаю. Может, ты разберешься.
Я рассказал, что смог вспомнить.
– У тебя был припадок?
– Если так, то и у двух других тоже.
– Интересненько… Ладно, завтра об этом поговорим.
– Завтра?
– У меня смена через десять минут, и я намерен малость ухо придавить. Да и тебе поспать не мешает.
Ох, дружище Одноглазый… Что бы я делал, если бы ты не заботился обо мне?
Разбудил меня Бадья:
– Мурген, пришел человек от Могабы. Говорит, его величество желает тебя видеть.
Я застонал:
– На кой черт тут столько света?
Накануне я поленился спуститься в подземелье.
– Могаба недоволен. Пока тебя не было, мы делали вид, что ты здесь, просто не можешь с ним говорить. Гоблин с Одноглазым иногда двойников твоих на стену выставляли, чтобы нарам глаза мозолили.
– И вот настоящий Мурген вернулся, а вы и рады его волку скормить.
– Э-э… Так Могаба же никого другого не зовет.