Тайные боги Земли - Александр Сухов

Ну что же, Аполлинарий Митрофанович, так Аполлинарий Митрофанович – во всяком случае, не хуже, чем какой-нибудь Иван Иванович, Челубей Махмудович или Михаил Исаакович.

В свою очередь я постарался хорошенько рассмотреть вольготно устроившегося в моем кресле человека. Не молод – на вид слегка за шестьдесят. Лицо круглое, и сам он довольно полноват и невысок, насколько я мог оценить габариты его фигуры, наполовину сокрытой от моего взора рабочим столом. Рыжеватые волосы лишь слегка обрамляют массивный череп. Лицо простое: лоб не высокий, не низкий, нос картофелиной, щеки круглые, губы обычные – короче, среднестатистический хлебороб или свиновод, на худой конец, – слесарь-сантехник. Но умный взгляд васильково-синих необычайно цепких глаз как бы отодвигал на задний план и делал абсолютно незначимой эту его внешнюю простоватость. Наконец, я сообразил, кого мне напоминает этот человек: Аполлинарий Митрофанович был здорово похож на артиста Евгения Леонова и не только внешностью, но и голосом с характерной хрипотцой. Одет гость был в темный костюм, весьма дорогой по виду, и светлую рубаху. Его фетровая шляпа, в тон костюму, покоилась на моем столе.

Неожиданно я поймал себя на том, что по-прежнему продолжаю переминаться с ноги на ногу у распахнутой двери своего собственного кабинета. Упрекнув себя в мягкотелости, я прошествовал к креслу, предназначенному для посетителей и, усевшись в него, достал из кармана пачку «Беломора». Не обращая никакого внимания на восседающего на моем законном месте мужчину, я выполнил все необходимые подготовительные операции с папиросой, закурил и, затянувшись дымом, посмотрел на гостя нарочито доброжелательным взглядом.

– А вы, Андрей Николаевич, необычайно адаптивный субъект, – удивленно покачал головой Аполлинарий Митрофанович. – И все-таки мне удалось вполне вас просчитать, поэтому я здесь один без охраны. Вот мирно беседуем с вами, а ведь в какой-то моменту даже я засомневался в вашей способности вести продуктивный диалог.

– Это вы зря так обо мне подумали, – мне оставалось лишь криво усмехнуться. – Я ведь не конченый идиот, чтобы лезть в драку с НАСТОЯЩИМ магом. Кстати, до недавнего времени я не верил в существование всякой паранормальной ерунды. В конце концов, пришлось.

– Ну что вы, – мужчина сложил ладошки перед грудью и возвел свои синие очи к потолку, как будто я только что сморозил какую-то глупость. – Магия и маги: чародеи, колдуны, всякие там ведьмы и прочее, прочее существовали со времен Адама и Евы и продолжают существовать в наши дни. Более того, магическая наука, точнее, науки не топчутся на месте. Впрочем, не стану вот так сразу ошарашивать вас, будто обухом по лбу. Со временем вы многое узнаете, дорогой мой Андрей, и, надеюсь, с вашими-то талантами займете достойное место в нашем Братстве.

– Братстве? – еле слышно промямлил я.

– Ну да, Братстве Посвященных. Да будет вам известно, Андрюша, что нас, то бишь, магов, на Земле предостаточное количество. Я имею в виду не тех выскочек-шалопаев, что во всех ракурсах демонстрируют себя и свои «феноменальные» способности по «ящику»… Вообще-то, эти, с позволения сказать, чародеи весьма полезны для нашего дела, ибо дискредитируют в глазах общественности самоё вероятность существования истинной магии.

– Истинной магии?

– Ну да! Именно истинной магии, – откровенно подивился моей бестолковости господин Невструев. – Да будет вам известно, Андрей Николаевич, что с некоторых пор вы сами принадлежите к нашему, если можно так выразиться, сословию. Поначалу мы приняли вас за очередного чужака, но очень быстро разобрались в том, что вы наш, доморощенный, а не из этих… пришлецов залетных. Однако, если не возражаете, обо всем по порядку.

С моей стороны возражений не поступило. Более того, я тут же выразил горячее желание выслушать гостя, поскольку неожиданно свалившийся на мою бедную голову «дар божий» до сих пор изрядно меня нервировал.

– Если вас не затруднит, дорогой Андрей, ответьте на один вопрос?

– С удовольствием.

– Чем отличается тварь неразумная от разумной?

– Ну, – усердно почесав затылок принялся мудрствовать я, – наверное, своей разумностью.

– Глубоко, а главное – всеобъемлюще! – восхищенно воскликнул Аполлинарий Митрофанович. – Хорошо, в таком случае, каковы основные признаки разумности?

– Наверное, способность к логическому мышлению, – без колебания начал я, – объединять в цепочки, казалось бы, разрозненные факты, и еще…

– А вот и неверно! – заулыбался довольный гость. – Логически мыслить умеет обыкновенная крыса или та же безмозглая ворона, а объединять разрозненные факты способна любая блохастая дворняга даже на рефлекторном уровне: свет зажегся, значит, скоро жратва появится, пора слюни выделять. Так что, дорогой Андрюшенька, тут вы не правы. Зарубите раз и навсегда себе на носу: основное отличие человека от всех прочих существ, населяющих нашу планету, его способность получать удовольствие от чужих мук. Ну ответьте-ка мне на милость: какая тварь господня додумается отгрызать по кусочку от своей жертвы и с интересом наблюдать за тем, как та издыхает, вереща от боли? В природе все рационально: если лев сыт, он ни за что не станет гоняться за пасущейся неподалеку ланью, а если голоден – убивает быстро, без всяких извращенных придумок. Мы – люди в этом плане весьма привередливы. Нам недостаточно просто вогнать нож в сердце ненавистного врага, нам подавай его немыслимые муки, и чем дольше они будут продолжаться, тем большее удовлетворение мы получим.

– По-вашему, весь род людской – сплошь неисправимые людоеды, – с улыбкой возразил я. – А вспомните, как кошка измывается над мышью и едва ли не верещит при этом от удовольствия.

– Смею вас разочаровать, – развел руками незваный гость. – Игра с мышью для барсика – всего лишь тренировка, отработка на сытый желудок охотничьих навыков и приемов, не имеющая ничего общего с жестокостью. А насчет людоедства и прочих проявлений каннибализма, вы не правы – просто так с голодухи сожрать ближнего не есть признак разумности или неразумности, а вот хорошенько прижечь ему пятки перед смертью или железными клещами повыдирать ему все зубы – вот тогда это высшая степень проявления так называемого гуманизма.

– Хорошо, допустим, вы меня убедили, – махнул рукой я. – Но к чему все эти умозаключения, от которых за версту несет банальной демагогией.

– А вы все-таки стойкий оловянный солдатик, – расплылся в самой добродушной улыбке гость, – или, если вам угодно, стреляный воробей, коего на мякине не проведешь. Не принимайте близко к сердцу мои досужие рассуждения – стариковский треп и ничего более того. Конечно же, разумность гомо… э… простите за тавтологию, сапиенса не ограничивается склонностью оного доставлять душевные и физические муки ближнему своему. Но… согласитесь, данное качество в разной степени присуще лишь нам – существам разумным, так сказать, с понятиями, и доложу вам, батенька, род людской в этом здорово поднаторел. Впрочем, речь сейчас идет не о человеческих пороках. Я пытаюсь довести до вашего сведения, молодой человек, откуда есть пошла на Земле магия.