Последняя загадка парфюмера - Антон Грановский

– Ну а как же? Конечно, помню! Выскочил из подъезда, зыркнул на нас глазами, как пес затравленный, накинул капюшон, повернулся и прочь зашагал. Быстро, как будто кто за ним гонится.

– Он пошел туда же, куда и Петя? – спросил Глеб.

Старуха покачала головой:

– Да нет. Совсем в другую сторону. Только вот свертка я у него в руках чегой-то не припомню. Ты как, Матвеевна?

Бойкая старушка задумчиво пошевелила морщинами.

– С одной стороны, – как будто и был. А с другой – так вроде и не было совсем. Нет, точно не вспомню.

– Хорошо, – сказал Корсак. – Ну а как он выглядел, этот плешивый, краснолицый человек? Рост высокий или низкий?

– Обычный был. Вот вроде тебя. Только чуток пониже.

– Да нет, повыше, – поправила подругу бойкая старушка.

– Ну может, и повыше, – согласилась та. – Хотя по мне, так пониже.

– А волосы? – нетерпеливо спросил Корсак.

Бойкая старушка улыбнулась, отчего лицо ее сложилось в гармошку.

– Да какие там волосы, сынок. Плешь во весь лоб! Вышел, накинул капюшон да и зашагал. Споро так.

– Да, быстро шел, – подтвердила вторая. – Она прищурилась на Глеба. – А ты, сынок, часом, не из милиции? Больно много вопросов задаешь.

– Нет, я сам по себе. Ладно, бабули, спасибо за информацию. Будьте бдительны и берегитесь сквозняков.

– Спасибо. И тебе не хворать!

Корсак сделал старушкам «ручкой», повернулся и двинулся прочь со двора. Старушки проводили его подозрительными взглядами.

– По всему видать, из милиции, – тихо сказала одна.

Вторая подумала и покачала головой:

– Нет, не из милиции.

– А я тебе говорю – из милиции. Ишь, лицо какое строгое.

– Лицо строгое, а одежа нет. Нет, не из милиции.

– Говорю тебе – из милиции. Будешь со мной спорить!

– Ну из милиции так из милиции. Ты лучше скажи, почему ему про второго чужака не рассказала?

– Про какого?

– Про такого. С чемоданчиком!

– Ох, Пресвятая Богородица, забыла! А ты-то чего сидела?

– Так ведь и я забыла.

– Ох и дуры мы с тобой, Матвеевна, – вздохнула старушка.

– Да, дуры, – подтвердила вторая. – Хотя, по здравому разуменью, может, и не дуры. Может, мы хорошего человека от беспокойства уберегли.

– Может, и так, – согласилась бойкая. – А парень-то был странный.

– Ты про какого?

– Да вот про этого, который вопросы задавал. К Петьке всякие ходили, но этого я чегой-то не видала.

– Я тоже.

Старушки принялись перемывать косточки Глебу Корсаку, но к тому времени он был уже далеко и не мог их услышать, иначе узнал бы о себе много интересных и неожиданных вещей.

Солнце то заходило за тучи, то выходило снова, ветер то затихал, то начинал дуть с удвоенной силой. Природа демонстрировала людям непостоянство, и за последние дни Глеба это здорово достало. Он сидел на скамейке в сквере – хмурый, осунувшийся, неразговорчивый, – и поглядывал на капризное солнце прищуренными глазами с таким видом, словно хотел его задушить.

– Что-то вы совсем осунулись за последние дни, – насмешливо сказала Лиза, оглядев хмурую физиономию Корсака. – И тени под глазами появились. Спите, наверно, плохо?

– Давайте не будем обсуждать мою внешность.

– Предлагаете обсудить мою? Я не против.

– В вашей внешности ни одного изъяна. Итак, зачем вы меня позвали?

Лиза перестала улыбаться и напустила на себя серьезный вид.

– Я хочу рассказать вам кое-что важное.

– Ну так рассказывайте, не тяните.

– В последнюю нашу встречу вы были гораздо любезнее, – обиженно заметила Лиза. – Ну, да ничего. Мне даже нравится, что вы мне хамите. Вчера вечером мне позвонил один престранный субъект. Предложил продать картину Тильбоха. Не скупился ни в обещаниях, ни в комплиментах.

– Вот как?

– Угу. Сказал, что готов заплатить любые деньги. И еще – что у меня очень сексуальный голос.

Корсак усмехнулся:

– Надеюсь, перед тем как послать наглеца к черту, вы узнали его имя?

– Почему же наглец? Очень милый восточный человек. Зовут Амир Амирханов. Никогда о таком не слышали?

Корсак угрюмо покачал головой:

– Нет.

– А еще журналист! Это же известный коллекционер! Между прочим, очень богатый человек.

– Вот как? И на чем он разбогател?

– На нефти, на чем же еще. Кстати, я как-то видела его по телевизору. Очень приятный мужчина. Белый костюм, черные волосы, изящные манеры.

– У черта тоже приятные манеры, – сказал Корсак.

Лиза насмешливо прищурилась:

– А вы откуда знаете? Встречались с ним, что ли?

– Случалось по работе, – ответил Глеб. – Так что там с Амирхановым? Он сказал вам, зачем ему картина?

– Да. Он коллекционирует картины фламандцев и просто без ума от Тильбоха. Сказал, что пытался выторговать картину у дяди, но тот наотрез отказался ее продавать.

– Ага, – раздумчиво произнес Корсак. – А теперь, значит, решил прибрать Тильбоха к рукам, вскружив вам голову восточными комплиментами. И что вы ему ответили?

– Ответила, что продавать картину не собираюсь. Он просил, чтобы я подумала. И я обещала.

– Это все?

– Все. – Лиза выдержала паузу и вдруг спросила: – Думаете, это он укокошил дядю?

Глеб удивленно на нее посмотрел:

– С какой стати?

– Ну как – хотел купить картину, а дядя заупрямился, вот он его и прикончил. Да только картина оказалась у вас, а Амирханов остался с носом.

– И как же он убил вашего дядю?

– Сами же говорили – напугал до смерти. Может, показал ему какой-нибудь восточный фокус с левитацией или глотанием шпаг. Или выдул столб огня изо рта. А может, просто пообещал сделать «секир-башку».

– Маловероятно, – сказал Глеб.

– Правда? А мне кажется, что вполне. Ну, теперь ваша очередь рассказывать. Я заметила, что вы сильно чем-то расстроены. Что случилось?

Глеб вздохнул и ответил:

– Петя Давыдов пропал. И Тильбох вместе с ним.

Глаза девушки изумленно расширились:

– Как это «пропал»?

– Исчез. Испарился. Квартира открыта, Пети нет. Старушки у подъезда видели, как он бежал по двору в одних носках и молился Богу.