Новый русский попугай - Наталья Александрова

Однако спрятать его она не успела.

— В твоем возрасте — тем более! — прозвучалвысокомерный голос.

Голубоглазая блондинка вздрогнула и повернулась.

Рядом с ней стояла холеная дама в брючном льняном костюме, сгустыми темно-рыжими волосами, собранными на затылке в тугой узел. Лицо еевыражало самоуверенность и спесь.

— Ты еще кто такая? — удивленно осведомиласьблондинка. — Проваливай, тетя, нам тут и без тебя проблем хватает! —И она с ленивой угрозой повела в сторону незнакомки стволом пистолета.

— Это же Римма Борисовна! — прошептала Лола,вцепившись в Ленино плечо. — Что она тут делает? Надо ее спасать!

— Не дергайся! — шикнул на нее Маркиз. —Хотела смотреть — смотри, но ни звука!

— Нехорошо, Лера! — строго проговорила РиммаБорисовна. — Организация тебе доверяла, а ты… ты обманула наше доверие!Впрочем, тебе же хуже. Помнишь, я говорила, что ты или утратилапрофессионализм, или тебе изменило везение? Так вот, теперь я понимаю, чтопрофессионализм ты сохранила. Старика ты выследила очень грамотно. Но вот свезением… с ним у тебя действительно проблемы!

— Шеф?! — изумленно выдохнула блондинка. —Так это вы — шеф?

— Совершенно верно! — Губы Риммы презрительноскривились. — Отдай марку, Лера!

— Ни за что! — Лера вскинула пистолет, нажала наспусковой крючок… Но Римма Борисовна опередила ее: из рукава ее льняногопиджака вылетел маленький пистолет, грохнул выстрел, и пуля выбила оружие изруки блондинки.

Леня скосил взгляд на свою спутницу.

— Ты все еще хочешь ее спасать? — прошептал онедва слышно.

— Я балдею! — отозвалась потрясенная Лола. —Ну, Римма! Кто бы мог подумать? А с виду такая милая женщина! Обожает театр…несет культуру в массы… И не лень ей было торчать в фойе театров и точить лясыс ненормальными фанатками. Ведь это сколько времени нужно потратить!

— Серьезная женщина, — согласился Маркиз, —много лет работала под прикрытием, создавала легенду… Эх, были раньше кадры!Вот где дисциплина-то… С такими работать — одно удовольствие!

Лола обиделась и замолчала.

Потрясенная Лера трясла в воздухе рукой.

— Я повторяю — отдай марку! — раздраженнопроговорила Римма Борисовна. — И имей в виду — третьего раза не будет!

— Как… как вы нашли меня? — дрожащим голосомспросила Лера, неохотно отдавая кисет с маркой.

— Не все ли тебе равно? — усмехнулась Римма, заглядываяв кисет. — Пойми, девочка, против организации у одиночки нет шансов! Я затобой следила, поняла, какую операцию ты задумала, и с самого начала знала, чтоты приведешь меня к настоящей марке!

— В жизни не поверю, что вы так стараетесь радиорганизации! — мрачно бросила Лера, следя за тем, как Римма Борисовнапрячет марку в свою элегантную сумочку.

— Организация — это я! — произнесла та инаправилась к выходу из сада, добавив напоследок через плечо: — Спасибо, тынеплохо поработала! И не советую здесь задерживаться!

— Черт! — выкрикнула Лера, проводив взглядомпобедительницу. — Черт, черт, черт!

— Какая женщина! — восхищенно промолвил ПрохорПетрович, на протяжении предыдущей сцены хранивший молчание. — Я знал еестолько лет, но никогда бы не подумал…

— Может, заткнешься, старый идиот? — рявкнула нанего Лера. — И без тебя тошно!

— Разве можно так разговаривать с пожилымчеловеком? — Из-за кустов вдруг вышел высокий сутулый старик с лицом,изрезанным глубокими шрамами. Все его сухое, поджарое тело дышало силой иугрозой. Следом за ним появился второй тип, довольно молодой — короткаястрижка, мясистый загривок, маленькие злые глазки, кожаная куртка, едва нелопающаяся на широких плечах, все выдавало в нем блатного.

— Соленый! — выдохнул Прохор Петрович, не сводяглаз с сутулого старика. — Сколько лет, сколько зим!

— Узнал? — усмехнулся авторитет. — Вижу, чтоузнал, Лабух!

— Хорошо выглядишь… — заискивающим тономпроговорил Прохор. — Совсем не постарел…

— А вот ты, Лабух, здорово постарел! — Соленыйокинул настройщика колючим взглядом. — Ты ведь гораздо моложе меня, авыглядишь стариком… Пьешь, что ли, много?

— Какое там! — отмахнулся Прохор. — Жизньтяжелая… нервная…

— Крысятничать не надо! — оборвал егоСоленый. — Ты что же, шкура драная, хотел Шершня надуть? Хотел емуфальшивку впарить? Ты же знал, что Шершень — мой человек!

— А он что, не хотел? — огрызнулсянастройщик. — Он ведь хотел у меня марку на халяву отобрать! Денег с собойвзял гораздо меньше, чем договаривались… А я рисковал-то как, ведь как толькомарки хватятся — сразу на меня подумают! Думаешь, не допер я, что ты решил менясо счетов сбросить? Где марка? Настройщик спер! А настройщик где? На кладбищеотдыхает или в Неве рыб кормит!..

— Всегда умен был, — неохотно произнесСоленый, — догадливый больно.

— Жить захочешь — поумнеешь, — криво усмехнулсяПрохор Петрович, — у меня выбора не было.

— Да что теперь пустое перетирать! — отрезалСоленый. — Все одно нас всех эта девка кинула! А ну, Шершень, обшарь ее!

— Да поздно уже! — попытался Прохор Петровичостановить уголовников, но его никто не слушал. Шершень шагнул к блондинке,схватил ее за руку.

— Отстань, козел! — завизжала та. — Толькотронь!

Она попыталась пнуть Шершня ногой, но тот чуть отступил всторону, заломил руку блондинки за спину, и та застонала от боли.

Быстро, профессионально, уверенно уголовник обшарил ее ипротянул своему шефу розовую марку:

— Вот она, Соленый!

— Молодец девка! — одобрительно проговорил старыйавторитет, разглядывая Леру. — Всех вокруг пальца обвела! Ну, Шершень,пожалуй, прогоню я и тебя, и всех остальных, возьму вместо вас ее… она однапятерых мужиков стоит! Добыла-таки марку!

— Да не та это марка! — выпалил ПрохорПетрович. — Настоящую другая баба унесла, а это копия!

— Да сколько же этих марок расплодилось? — раздраженнопроговорил Соленый, рассматривая фальшивую марку.

— Сволочи! Гады! Козлы! — выкрикивала Лера,растирая ушибленную руку. — Вам это не сойдет с рук! — И она добавиланесколько грязных ругательств.

В это время двое подручных Шершня приволокли к машинеупирающегося Зозулина.

— Чего-то здесь в кустах крутился, — рапортовалодин, — ну мы его на всякий пожарный и прихватили. Эй, мужик, ты ктотакой?

— Ты ли это, Надя? — проговорил, отмахнувшись,Сергей.

— Ты еще на мою голову! — рыкнулаблондинка. — За два месяца осточертел хуже горькой редьки, я ужобрадовалась — думала, больше тебя никогда не увижу! Шел бы ты. — Путьбывшего жениха она охарактеризовала несколькими непечатными словами.