Когда возвращается радуга. Книга 1 - Вероника Горбачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капа-агасы судорожно подыскивал правдоподобный ответ. Но тут небрежным движением руки Хромец стащил и отбросил глазную повязку, и Око его, оказавшись на месте, сверкнуло мрачно и жутко.
От холодного голоса Тамерлана Главный вздрогнул, как под ударом хлыста
— Я жду ответа.
— Это было… — Понимая, что запираться бесполезно, Капа-агасы обмяк. Стражи поставили его на ослабевшие ноги, но вынуждены были поддерживать. — Это та девочка, что досталась нам вместе со всеми после… Дочь рабыни из гарема твоего племянника, заика Кекем.
— Какая хорошая у тебя, оказывается, память… В таком случае, может, вспомнишь заодно, что именно мы о ней говорили, когда увидели?
— Ты…
— Ну?
— Ты назвал её дурнушкой…
— Правильно. Она и впрямь не была красавицей. Дальше?
— А я…
Махмуд-бек начал задыхаться. Но под неподвижным, как у змеи, взглядом вынужден был продолжить, не смея даже упасть в оборок от страха:
— Я сказал, что она может ещё похорошеть с возрастом.
— Та-ак… — Султан кивнул поощрительно и вроде добродушно. — Что я на это ответил?
— По-овелитель, ты… Ты приказал показать её тебе через пять лет…
— Показать! — зловеще протянул Хромец. И ткнул пальцем в сторону Кекем. — Её! Через пять лет! Только показать!
В гаремном зале стихло настолько, что отчётливо слышалось трепыханье бабочки, угодивший под плафон потолочного светильника. Каждый понимал, что вот-вот случится что-то страшное. Обычные слова, вроде бы ничего не значащие, которыми перекидывались хозяин и раб, несли в себе грядущую катастрофу.
Через боковые двери арапы втолкнули сперва Гюнез, затем её служанку. Та была ни жива, ни мертва от страха, а вот бывшая фаворитка сохраняла спокойствие. Похоже, она готовилась к этой встрече, причём долго и тщательно: одетая в прекраснейшее платье, подкрашенная, обвешанная драгоценностями, которые у неё, несмотря на опалу, никто не отобрал… Кинув яростный взгляд на Кекем, она мгновенно сменила выражение лица на умиротворённое и низко склонилась перед султаном.
Но тот словно не видел вошедших.
— Ты должен был показать мне е ё! — Султан обвиняющее кивнул на Кекем. Она же, уловив ненавидящий взгляд павшей икбал, вспомнила обо всех своих потерях, о виновнице её страха и позора, и, собрав волю в кулак, гордо выпрямилась. Перед э т о й выскочкой она никогда не согнётся!
— А ты — кого мне привёл? — продолжал Тамерлан. — Кого называл той самой, которую я просил показать однажды? Кого превозносил, как распустившуюся незаметно для всех розу, достойную только меня? Про кого рассказывал, что она вылечилась от косноязычья в первый же год, потому что мечтала встретиться со мной? Гюнез!
Бледная, как мел, одалиска не смела поднять взгляд.
— Смотри на меня, бывшая икбал! Недостойная, которую я хотел осчастливить, возвысив, как не возвышал ещё ни одну женщину! Что ты мне говорила при первой нашей встрече? Повтори это сейчас, когда моё Око при мне! Я жду!
Губы женщины шевельнулись.
— Громче! — приказал султан. — Чтобы все слышали!
— Я сказа… сказала, что полюбила тебя с первого взгля…да… Как только увидела…
— Дальше.
— Что мечтала стать твоей, оттого и… исцелилась…
— Только глаза у тебя были темнее, и я поверил, потому что с возрастом цвет глаз иногда меняется… Тогда ты лгала?
— Пощади, Повелитель!
Женщина рухнула на колени.
Капа-агасы закрыл лицо дрожащими руками. Не было смысла запираться перед всевидящим Оком. Приближался неотвратимый конец, и та, на которую он возлагал когда-то столько надежд, у него на глазах его предавала. Впрочем, за глоток жизни он и сам был уже готов на всё…
Султан приблизился к бывшей возлюбленной вплотную.
— И кто же ты, женщина? Говори — и, возможно, в память о былом, я смягчу твою участь.
— Меня купил Махмуд-бек, — не поднимая головы, быстро, захлёбываясь словами, заговорила Гюнез. — Год назад, на рынке. Мой отец разорился и продал меня за долги, чтобы поправить дела. Капа-агасы сказал, что… ты страшен в гневе, и если узнаешь, что рабыня, из которой ты приказал вырастить красавицу, до сих пор уродина — казнишь его. Он предложил…
Ладонь Хромца изощрённо-ласково огладила огненно-рыжие кудри.
— Говори, говори…
— Предложил подменить её. Сказал, что я прекрасна, сумею тебя очаровать и… справлюсь. И стану первой из первых, а потом, конечно, не забуду его…
— Это всё?
— Сказал, что пока нельзя убрать заику по-тихому, потому что иногда о ней вспоминает валиде, ведь она всё собиралась отдать её в ученицы своей подруге и… и посмотреть, что из этого выйдет. Её исчезновение заметили бы. Поэтому, сколько мог, он держал её подальше, чтобы не попадалась тебе на глаза… Потому что ты сам… Пощади, Повелитель! Я так старалась!
— Посмотри на меня.
С безумной надеждой в глазах она подняла голову.
— Кто ещё кроме Капа-агасы приказывал тебе? Был ли это кто-то из моих визирей, пашей, родственников? Отвечай. Был ли заговор с целью сместить меня на престоле? Ты бледнеешь, значит, боишься… Был, я чувствую… Отвечай, но думай о том, какой смертью придётся умирать, ибо я уже вижу сгущающуюся черноту лжи над твоей прекрасной головой…
По бледным щекам, когда-то целованным самим султаном, побежали слёзы.
— Великий визирь… — прошептала красавица. — Сговорился с твоим адмиралом. Они хотели поднять янычар и флот…
Хромец прикрыл глаза. Лишь на мгновение позволил показать горечь от предательства ближайших соратников… Бросил коротко:
— Арестовать. На допрос.
И глянул гневно на Главного евнуха.
— Я не знал, не знал! — Не выдержав, завизжал и задёргался тот. — Аллахом клянусь! Она всё творила за моей спиной!
— Не оскверняй высочайшее имя грязными устами, — прервал Повелитель. Кивнул стражам: — Этого тоже в допросную. Что касается тебя, Гюнез…
Умолкнув, он со странным, смягчённым выражением лица вглядывался в по-прежнему стоявшую на коленях бывшую фаворитку.
— Тебе больше некого назвать?
— Нет, Повелитель, клянусь!
— Верю, теперь верю… — Он отступил на шаг. Кивнул ближайшему стражу. — Я прощаю тебя, несчастная, во имя Всемилостивейшего и Всемилосердного. Возьми это.
Кольцо с кровавым рубином упало к ногам изменницы.
Не веря ушам, она глянула на властителя — и поспешно склонилась, подбирая султанский подарок. И, должно быть, не услышала, как вжикнуло широкое хищно изогнутое лезвие ятагана, рассекая сперва воздух, а потом и её шею.