Клуб голливудских девчонок - Мэгги Марр

— Надеюсь, дорогая, ты проголодалась. Я готовлю запеченного лосося и картошку с розмарином.

— Мама? — Мэри-Энн не поверила своим глазам. Это привидение или в самом деле ее мать?

— Да, милая? А ты думала, что я позвоню? — Мици вскинула бровь и указала разделочным ножом на сотовый телефон, который Мэри-Энн крепко прижимала к груди.

— Папа только что…

— Как у него дела? — поинтересовалась Мици, снова принимаясь за морковь.

— Он…

— Встревожен? Расстроен? Немного растерян?

— И подавлен.

— Пра-а-авда? Добро пожаловать в мой мир. Так ему и надо! — И Мици резким ударом ножа разрубила морковку.

— Может быть, ты позвонишь ему? — Мэри-Энн нерешительно протянула матери телефон.

— Нет, — последовал категоричный ответ.

Мэри-Энн непонимающе посмотрела на мать. Кто эта женщина, которая составляет список, собирает вещи, садится в самолет и улетает в Лос-Анджелес, ни с кем не попрощавшись?

Мици бросила на нее взгляд поверх очков.

— Пусть помучается еще одну ночку. — И она выложила уже порезанную картошку в кастрюлю, стоявшую на плите.

Мэри-Энн села на табуретку, а Мици опять принялась за морковь.

— Еще я решила сделать имбирную морковь. Ты ведь обожаешь ее, правда?

— Да-да, — поспешно ответила Мэри-Энн, опуская телефон. Мици казалась спокойной. Возиться на кухне всегда было ее любимым способом снятия стресса, а рубка и резка действовали на нее особенно благотворно, когда она сердилась.

— Итак, ты знаешь? — спросила Мици. — Отец тебе рассказал. — И она расправилась с очередной морковкой.

Мэри-Энн кивнула.

— Я хотела сказать тебе сама. По пути из аэропорта я попросила водителя остановиться у магазина. В этих супермаркетах «Гелсонс» есть все. Правда, немножко дороговато. Рядом с мойкой стоит бутылка каберне. Открой ее, пожалуйста.

Каберне? С каких это пор Мици любит каберне? Насколько помнилось Мэри-Энн, мать всегда пила зинфандель.

Точно прочитав ее мысли, Мици сказала:

— Да, дорогая, я действительно пью красное вино. Зинфандель — это для дамочек.

Поморщившись, Мэри-Энн взяла бутылку и вкрутила штопор. Мир перевернулся с ног на голову.

— Знаешь, милая, тебе не следует винить себя в проблемах, возникших между твоим отцом и мной.

Мэри-Энн загнала штопор еще глубже в пробку.

— С какой стати мне себя винить?

— Потому что это в твоем характере. Ты, дорогая доченька, во всем плохом, что с тобой происходит, винишь только себя. Ты делаешь это всю жизнь. Даже если бы ты отвечала на мои звонки последние два месяца, все было бы точно так же. И ты бы ничего не смогла изменить в наших с отцом отношениях.

Мэри-Энн с силой потянула на себя штопор, и пробка выскочила из горлышка бутылки с громким хлопком. Открыв полку, Мэри-Энн достала бокалы для вина.

— Нет, милая, эти для белого вина. Бокалов для красного у тебя нет — я обратила на это внимание в прошлый раз, когда была здесь. Поэтому я их тебе привезла. Они за твоей спиной, на стойке рядом с кофеваркой.

Мэри-Энн повернулась, взяла бокал и налила вина.

— Хватит. Кухарке негоже увлекаться винцом, — хихикнула Мици, — по крайней мере пока ужин не готов. — Мици поболтала вино в бокале и поднесла его к губам.

Мэри-Энн снова наполнила бокал, на этот раз больше. Ей требовалась большая доза алкоголя, чтобы пережить этот вечер. «Интересно, — думала она, — можно ли мешать это вино с водкой?»

— Оно для тебя не слишком крепкое? Не сомневаюсь, что этот вечер стал для тебя потрясением. — Мици подняла крышку и проверила картошку. — Пора приниматься за лосося. — Прихватив блюдо, она направилась к внутренней двери и, открывая ее, спросила. — Ты идешь? Ты же не собираешься пить одна?

Мэри-Энн взяла бокал и поплелась за матерью. Затем быстро вернулась и прихватила бутылку.

— Хорошая идея, дорогая. Когда закончим эту, у нас есть еще две.

Они ужинали на открытом воздухе, под звездами. Еда, как обычно у Мици, была выше всяких похвал. Когда с ужином было покончено и на столе остались лишь пустые тарелки и бутылки, Мэри-Энн увидела, как Мици сунула руку в карман и достала зажигалку и пачку сигарет.

— А это что, мама?

— Сигареты, милая. Ты их прежде никогда не видела?

Мэри-Энн была в ужасе. Всю свою юность она слушала лекции Мици о вреде курения.

— Старая привычка. Еще с колледжа. Я уже сто лет не курила. Хочешь? — Мици сунула сигарету в рот, а затем протянула открытую пачку Мэри-Энн.

— Спасибо, я — пас. — Мэри-Энн встала и собрала пустые тарелки. — Я отнесу их в дом.

— Есть десерт, если ты хочешь. В холодильнике стоит слоеный торт с клубничной начинкой! — крикнула ей вслед Мици. — Дорогая, когда пойдешь назад, захвати бутылку вина!

Мэри-Энн поставила тарелки в мойку. Она не собиралась возвращаться. Господи, она никак не ожидала, что родители сообщат ей о своем намерении развестись или что мама объявится сегодня у нее дома. Ну и пусть Мици пьет и курит. Мэри-Энн взглянула в окно: блики от подсветки бассейна и пламя свечи на столе словно выхватывали из темноты силуэт матери. Беседа за ужином была вполне светской: Мици расспрашивала Мэри-Энн о последнем сценарии и о проблемах вокруг «Семи минут после полуночи». Ни одна из них не осмеливалась затронуть опасную тему.

Как же это случилось? Когда Мици приняла решение уйти от отца? И почему сейчас, после стольких лет совместной жизни? Ведь Марвин уже поговаривал о том, чтобы в следующем году отойти отдел. Мэри-Энн казалось, что теперь родители наконец-то смогут быть вместе. Заново узнать друг друга. И разумеется, Марвин разорвет свои отношения с Нэнси Макинтош. Мэри-Энн думала, что теперь-то они будут путешествовать вдвоем, лето проводить с внуками в Миннесоте, а зимой жить в теплых краях (лучше не в Лос-Анджелесе, но, возможно, в Финиксе).

— Милая, ты идешь?! — крикнула Мици. — У меня вино закончилось.

Мэри-Энн вышла из дома с открытой бутылкой, наполнила бокал Мици и села.

— Итак, побеседуем о насущном? — спросила Мици, выпуская дым. — Отчасти этот разговор будет неприятен мне, но в большей степени он будет неприятен тебе. Но я здесь, моя дорогая, и сейчас самое время задать мне вопросы, которые у тебя есть. Я изрядно нагрузилась и полностью расслабилась.

Мэри-Энн была в смятении, точно ей наконец-то предложили ключ от королевства, а она не решается отпереть замок.

— Ну же, милая, не стесняйся. Уже поздно, и меня вот-вот совсем развезет. Не могу обещать, что после следующего бокала я буду адекватна.

Мэри-Энн с улыбкой посмотрела на мать. Ей хотелось узнать эту женщину поближе. Не Мици из Миннесоты, которой она считала мать всю свою жизнь, а эту Мици, которая курила, пила вино и говорила, что думает, не заботясь о приличиях.