Иногда Карлсоны возвращаются - Фридрих Незнанский

– Снова-здорово! – В сердцах Костя ударяет себя кулаком по коленке: с годами его вспыльчивость увеличилась. – Неужели ты не в состоянии понять: женщина, с которой ты застала Сашу, – преступница? – Ольга лично никаких преступлений не совершала, но Меркулов в данном случае предпочитал пережать, чем недожать. – Боевая подруга одного из самых опасных специалистов по организации взрывов! Вот видишь, уже служебную тайну тебе выдаю… Ну что тебе еще надо? Чем тебя переубедить?

– Ничем, Костя. Абсолютно ничем. Поздно… Боевая подруга? Да пусть хоть Сонька Золотая Ручка! Хоть Мата Хари! Не будет у нас с Турецким нормальной жизни.

– Ну вот еще глупости! Сколько лет вас знаю, вы – как лейденские банки, постоянно вспыхиваете. Но если уж вместе столько бед пережили, стоит ли расставаться из-за всякой ерунды? Дочка у вас, подумай как следует. Не оправдывай себя тем, что она большая выросла, что ей мама с папой не нужны. Дети всегда тяжело переживают развод родителей, даже когда у них уже свои семьи…

Примерно такой же довод – с дочкой – приводила себе и Ирина. Как психолог, она была полностью согласна с Костей насчет Нинки. От этого на душе стало муторно. Неужели Нинка – последнее, что связывает ее с Турецким? И все, что им остается, – жить ради детей?

Почему-то в России это очень распространенное убеждение: «Жить ради детей». И почему-то это произносится с неизменной гордостью. Мы ненавидим друг друга, обманываем друг друга, зато живем ради детей. Мы живем плохо, зато пусть у детей все будет хорошо… А у них не будет все хорошо! Измученные фальшью и адом взаимоотношений между папой и мамой, дети либо становятся наркоманами, либо бунтуют, либо вырастают с намерением никогда не заводить семью.

Нанесет ли она Нинке душевную травму, если разведется с Турецким? А разве не наносили дочери душевную травму все эти годы измены отца? Конечно, с Ниной никогда не говорили на эту тему, но девочка не могла не замечать нервозности и ссор родителей. До нее могли случайно долетать кое-какие реплики из их перебранок… Если даже она ничего не поняла, тоже не лучше: не понимая, почему мама злится на папу, Нина могла принять происходящее за норму семейного бытия. Любимое чадо уже в периоде полового созревания, через пару-тройку лет попытается строить отношения с молодыми людьми, – вот тогда и выяснится, как сказался на будущей женщине весь этот радиационный фон…

Высказывать все это Меркулову было бессмысленно. Он – сторонник чести и верности между мужчиной и женщиной. Он слишком прямолинеен. Он – не психолог. И, в конце концов, он замечательно относится и к Саше, и к его жене…

– Ладно, Костя, я подумаю. – Ирина поднялась со стула, не потому, что Костя ее в самом деле убедил, а всего лишь для того, чтобы прекратить этот затянувшийся мучительный диалог. – Когда рушится семья, это всегда страшно. Вроде бы кажется, что ничего не осталось, кроме пустой оболочки, а когда эта оболочка начинает рваться, больно, словно режут по живому…

– Вот-вот, и я говорю, подумай. – Костя явно обрадовался: убедил! – Ты, главное, не пори горячку! Помнишь надпись на кольце Соломона: «И это пройдет»? Вот и я тебе напоминаю: все пройдет, все образуется…

В комнату всунулся Антон Плетнев. Он вообще-то несколько раз сюда заглядывал, понуро кивал, когда Константин Дмитриевич азартно требовал подтверждения, что Турецкий не изменял жене, и снова уходил по делам… По делам? А может, он, пренебрегая делами, торчал под дверью, в ожидании, что Ирине потребуется его помощь?

Похоже, так оно и оказалось. При виде Турецкой он встрепенулся, словно предполагая, что она позовет его с собой или попросит о какой-то услуге… Однако Ирина Генриховна, поспешно бросив: «До свидания, Антон» – прошла мимо него, уверенно постукивая по полу каблуками.

Однако вечером ей вдруг снова захотелось услышать его голос… или хотя бы его молчание в трубке… Некоторое время Ирина сражалась с этим неуместным желанием. Потом подошла к телефону, сняла трубку, набрала номер.

– Антон, привет! Да, вот брожу по комнате, не знаю, чем заняться. Сил нет. Ни на что. Жду, что скоро приедет Турецкий, но как подумаю, что ему сказать?.. Не хочется ему что-то говорить… Антон, я запуталась совсем…

– Ира, ты главное, не переживай, – успокоительно прозвучал в трубке солидный плетневский голос. – При такой жаре в городской квартире не только у тебя сил нет… А хочешь, поехали на дачу? Ваську проведаешь! Катя нас захватит на своей машине. Соглашайся, а?

Если бы речь шла о поездке вдвоем с Антоном, Ирина отказалась бы. Но присутствие мальчика и подруги делало отдых за городом совершенно невинным. К тому же, и вправду, как тяжело в этом раскаленном городе, в этом каменном мешке! И Ирина согласилась…

По дорожкам, посыпанным гравием, гуляют парочки, родители с детьми. Звучит чешская речь. Вдалеке, среди крон деревьев, виден купол маленькой православной церкви. Тут их немало, как немало и русских. Чехи к ним лояльны. На русском языке здесь выходят газеты; на русском языке, только с чешскими субтитрами, показывают по телевидению как старые советские, так и современные российские фильмы. Изъясняясь по-русски в уличных кафе и в магазинах, Турецкий не почувствовал никакой неприязни со стороны обслуживающего персонала; с ним даже пытались поговорить на его языке, только вот молодое поколение знает русский совсем не так хорошо, как закаленный принудительным братством СЭВ пан Тесарж… Но, в целом, русским в Чехии быть совсем не плохо.

Правда, конечно, чехом быть здесь лучше.

И иностранец, намеренный остаться на постоянное жительство в Чехии, должен со временем превратиться в заправского чеха…

Турецкий шел по дорожке неспешно, приглядываясь к окружающей обстановке. Вот – лоток с разливным пивом. Вот – палатка, торгующая сувенирами и подделками под чешскую бижутерию; настоящая чешская бижутерия продается только в магазине «Богемия», об этом его уже осведомили, и если он захочет купить для Ирины серьги или брошь, то направится именно туда… Но стоп, не надо об Ирине. Надо думать о деле и только о деле. Вот – маленький прилавок на колесиках под крохотной крышей. К крыше подвешены куклы-марионетки. Тряпичные туловища, гипсовые и тщательно раскрашенные руки и головы. К рукам и ногам кукол тянутся капроновые нити.

Одна из марионеток – человечек с пропеллером за спиной, в клетчатой рубахе – остановила внимание приезжего из России. Турецкий поднял взгляд на продавца, заметил улыбку из-под козырька ярко-желтой бейсболки.

– Простите, я не говорю по-чешски… – начал Александр Борисович на английском языке. – Это Карлсон?

– Да, – ответил продавец, полный, с отрастающей вьющейся бородкой. – Его тут не все узнают. Приятно встретить знатока.

– Пан Свантесон, если не ошибаюсь?

– Совершенно верно. Гарри Свантесон. – Необычное имя вступало в противоречие с внешностью, типичной для заправского обитателя Праги. – Мы с вами знакомы?

– Только заочно.