Один лишний - Дмитрий Олегович Борисенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но кому я хотел отомстить? Своему другу Вано, который каждый день писал, волнуясь о моем здоровье? Опоссуму, который и мухи не обидел за свою жизнь? «Они все виноваты!» Может, это действительно так? Может, это я слепец?
Каждый раз перед сном я доставал телефон и смотрел на единственный записанный номер – номер дэпээсника, который помог мне, когда я попал в переделку на дороге и меня ограбили. Бумажку с цифрами я нашел в книжке с деньгами и вбил в память телефона. Иногда я даже начинал писать эсэмэс: «Это Саша, автостопщик. Помните, вы меня подвозили до Москвы? Я убил свою одногруппницу». На этом слова заканчивались, и я стирал сообщение.
Дни сменяли друг друга, а мир будто хотел показать себя изнутри. Хотел, чтобы мои ненависть и агрессия наконец взяли верх. Я стал замечать отвратительные вещи. Не глазами, носом. Как воняет вокруг.
В метро поднимаешься по лестнице – дует теплый ветерок, несет с собой запахи пота, канализации, гниения.
У дверей метрополитена замечаешь пьяного вусмерть мужика, грязного, в блевотине или в мокрых от мочи штанах. Свернувшись в клубок, он пытается хоть немного согреться. А люди проходят мимо, стараясь не смотреть в его сторону, демонстративно пялятся в телефоны или резко хватаются за сумки, начинают что-то искать. А многие действительно не замечают этот маленький элемент нашего общества, который лежит, кряхтит и пердит. Вот проходит наряд полиции, морщит нос и выгоняет бедолагу на мороз. Возможно, сегодня он сдохнет в канаве от обморожения. Или завтра, но исход неизбежен.
Я ходил по улицам и чувствовал запах мочи. Везде. Как только темнеет, за каждым углом отливает какой-нибудь гражданин. Делает это второпях, боясь, что кто-нибудь может заметить. С виду прилично одет. Наверное, закончился тяжелый рабочий день в офисе, и он решил пропустить с коллегами парочку кружек пива и несколько стопок водки на дорожку. Нормально стряхнуть не успевает, поэтому пара капель падает в трусы. Но ему все равно, главное, что никто не заметил, как он пометил угол. Довольный представитель офисного планктона поднимает свой чемоданчик, аккуратно поставленный рядом, и идет в сторону остановки.
В подъездах царит своя атмосфера. Шприцы на ступенях, люди со стеклянными глазами… Однажды ночью, возвращаясь домой, я зашел в свой подъезд и почувствовал резкий запах, аж глаза заслезились. Прямо под лестницей кто-то навалил кучу. Не собака, не кошка. Человек – главное и самое отвратительное животное на Земле. Дерьмо возвышалось пирамидой, вокруг летали мухи. Откуда они здесь зимой, непонятно. Похоже, проснулись от «благовония», которое распространилось по всему подъезду.
Прогулки перестали доставлять мне удовольствие, но я все равно выходил. Мне это было необходимо. Зачем? Я не знал. Возвращаясь домой, я доставал чистый лист бумаги и записывал свои мысли и страхи. Мне так хотелось поговорить с Катей, излить ей душу. Но она оставила меня одного, оставила с ним, с этим голосом – он-то все время был рядом. Я писал, пока до меня не доходила истина: ее больше нет. И мое послание отправлялось в помойку прошлого, оставляя колотые раны в моем сердце.
В последнее время я часто видел маму во сне. Мне стало казаться, что я теряю связь с реальностью. Будто мой мозг долгие годы выстраивал внутри меня стену, которая скрывала от меня правду. А теперь блок дал трещину. Моей мамы больше нет? Она никуда не уходила от меня, она просто умерла? Сны были настолько реальными, что я просыпался в холодном поту и слезах.
По телику снова показывают «Людей Икс». Мама сидит со мной рядом с бокалом вина в дрожащей руке – последний год она пьет почти каждый день.
– Что за д-дрянь ты смотришь, – говорит она, слегка заикаясь.
Мне очень обидно, но я молчу. Мать встает, берет в рот сигарету и неуверенной походкой выходит из комнаты.
Минуту спустя раздается крик. Я вскакиваю с дивана и бросаюсь в кухню. Мамы нигде нет.
Дверь на балкон приоткрыта, через дверное стекло светит яркое солнце. Меня охватывает леденящий страх. Я медленно приближаюсь к краю незастекленного балкона и смотрю вниз. Она неподвижно лежит на тротуаре, а под ее телом растекается что-то красное.
– Мама! Мама… Мама…
Открывая глаза, я не понимал, где нахожусь. Где моя мама? Что произошло? Но тихий голос в голове шептал: «Это всего лишь сон, не думай об этом. Сны всегда искажают реальность». И я соглашался.
Я видел отца, который трахает мамину подругу. Это была Ульяна, хозяйка квартиры, в которой я сейчас живу. Вот почему ее лицо показалось мне таким знакомым. Но как отличить иллюзию от яви? Где заканчивается сон и начинается реальность? Я не мог найти ответа.
Тем временем зимние каникулы закончились. В первый учебный день я собрал рюкзак и поехал в институт. Дойдя до корпуса, посмотрел на студентов, торопящихся на пары, и подумал: «К черту». Ужасно не хотелось видеть эти сочувствующие рожи, отвечать на вопросы, как я, нужна ли мне помощь, и тому подобное. Весь день я прошатался по городу и к вечеру вернулся домой. Больше в сторону универа я не ездил.
Где я шел теперь, я не имел ни малейшего понятия. Да и зачем? Пустынная улица и небольшой мост вдалеке. Ноги медленно несли меня к воде. Под мостом протекала река, скорее даже ручеек. Из-за проложенной рядом теплотрассы вода не замерзла.
В свете фонарей я видел, как в этой грязной сточной канаве плещутся утки. На берегу валялись корки от хлеба, утки толкались вокруг, каждая пыталась оторвать кусок получше. Я улыбнулся. Как же они напоминают людей! Эти птицы не улетают в теплые края на зимовку, у них есть свое болото и люди, которые их подкармливают, – все что нужно для счастья. Птицы побольше отбирают еду у менее сильных, дерутся, кричат. У некоторых особей раздута грудь до невероятных размеров – возможно, уже начались какие-то мутации. Утки купаются в зловонной воде и едят объедки день за днем, год за годом. Они довольны. Они давно забыли, что в мире есть прекрасные реки и озера, теплые моря, стоит только взлететь в небо. Теперь для них грязный ручеек – весь мир. Зачем лететь, если и тут хорошо?
А мы? Чем мы отличаемся от них? Только тем, что в глубине души мы понимаем, чувствуем зловоние сточной канавы, в которой живем, но слишком трусливы, чтобы что-то менять, и всю жизнь будем питаться объедками, как эти глупые твари.
Стоять стало холодно, и я продолжил свой путь. Дорога шла вдоль оживленной магистрали, но автобусы еще не ходили. Впереди замаячила заветная буква «М».
Над станцией метро висели часы. Стрелки показывали пять утра, внутрь пока никого не пускали. У входа терлись несколько алкашей. Я встал рядом с ними вплотную к дверям, откуда через щель выходил теплый воздух. Вместе с тремя бедолагами я прыгал, согреваясь, до открытия метро.
9
Я проснулся от дурацкой пиликающей мелодии. Звонил мой телефон. Я сполз с кровати, нащупал его и ответил.