Оберег из Сычигорья - Сергей Фрейнд

– Как? Вы уходите, уважаемый Пурелий? – искренне удивился Тацит, когда книгочей поднялся.

– А что? Разве вам не нужно отдохнуть?

Пурелий прищурился. «Думаешь, забыл про порошок и старуху? Давай, раскалывайся! Выдай себя. Знаешь ты про сообщение от Шварца или нет?» – думал молодой человек, не спуская глаз с Тацита.

Первым осознанным воспоминанием детства казнахрона Мортуса Идилия Ката был танец. Не умеющий ещё ходить мальчик смотрел, как родители перебрасывали друг другу небольшой брусок жёлтого цвета. Они кривлялись в такт музыке, доносившейся с улицы, и хохотали. Через день мать скрылась с найденной ими златницей, оставив мужа-дубильщика с больным ребёнком. Отец зачерствел, но сына не бросил. Тяжёлая работа и предательство жены зашаблонили мужчину на одной мысли. Каждое утро он повторял: «Главное в жизни это деньги. Будут деньги, будет счастье». Отец умер за два года до инициации сына, оставив в наследство вонь дубильного барабана и веру в монеты.

Наставления сработали, сын не подвёл. Поняв, что слабое здоровье не поможет проявиться трём силовым талантам, мальчик на инициации выбрал белый род. Пример отца отбил желание тяжёлой работы, а красивая одежда и дорогие дома заманили во власть. Мортус решил, что деньги легче всего добыть, состоя во властной четвёрке. Когда знать лично варила зелья, впрягала лошадей в кузнечный молот или пахала землю, четвёрка «направляла». Даже статус воеводы подразумевала отдачу приказаний, а не махание мечом.

Костлявое тело Мортуса, обделённое мышцами, отыгралось на родовом таланте. Если слух и обоняние в белый день не приносили серьёзного усиления, то зрение для Идилия Ката стало сокровищем. Фактически остроту глаз Мортуса ограничивала линия горизонта. Шестнадцать гор за ней оставались, как и для всех, размытыми силуэтами, но птицу на ветке казнахрон разглядеть мог. Мортус получил идеальную резкость всего, что видел. Он мог обнаружить вражеских солдат, прятавшихся за деревьями в полоске леса на горизонте. Он мог определить цвет глаз человека на любом расстоянии. А из окна дома различал насекомых на картофельных полях посада. Поняв свою родовую силу, Мортус научился читать по губам. Он мог понять о чём говорит вон та парочка шатунов, удящих рыбу на берегу речки. «Какой речки?» – спросил бы любой собеседник Мортуса, не видевший речку, не говоря уже о рыбаках.

Но собеседников не было. Мортус строго хранил тайну родовой силы. Даже друг-подельник Гидон не знал, на сколько хорошо видел казнахрон. Про слабый слух и обоняние Идилий Кат рассказал сразу. Знакомые покивали и определили силу его рода, как «ну… пойдёт, ниже среднего, ты, главное, не расстраивайся». Мортус и не думал грустить. Главным его секретом была задержка. Большинство людей Сычигорья теряли родовую силу сразу после касания солнцем горизонта. Небольшая часть имела задержку. Родовой талант сохранялся в течение получаса после захода. Совсем редкие личности сохраняли силу до середины ночи. Но такие «долгородые» имели слабый навык усиления. Мортус же имел чрезвычайное зрение и задержку аж до вечера следующего дня.

Игрища были главным местом применения силы. Казнахрон смотрел на дальние трибуны и мог различить любой разговор, лишь бы говорящий не сидел спиной к Мортусу. Но чернь мало интересовала казнахрона, поэтому он покидал трибуну знати или ложу барона под предлогом занятости. Сам же с противоположной части наблюдал и «подслушивал». В белые дни информации почти не было. Любой житель Сычигорья знал, что нужно помалкивать. Обострённые чувства белых могли выведать секреты, поэтому люди не болтали о сокровенном даже находясь у себя дома. Зайдёт солнце, тогда беседуй.

В этот момент и ловил их Мортус. Как после выпитого развязывается язык, так после окончания белого дня люди возвращались к тайнам и заговорам. Шум увеселительного дома, открытое пространство главной площади и отсутствие родовой силы белых раскрепощали знать. Мортус смотрел, считывал с губ и наполнялся тайнами, как воевода силой.

– По мосту договорились, деньги тебе выделим, – кивнул казнахрон собеседнику. – Пять чеканок с человека, десять с всадника и пятнадцать с повозки. Не построишь вовремя, заберём мукомольню. Шестнадцатую часть каждый королевский день приносишь, как обычно, мне.

Голубоглазый посадник прокашлялся и решился на просьбу. Боясь гнева, начал осторожно.

– Говорят, в Белых холмах… а может, Синих горах… Сами понимаете, разные слухи ходят. Говорят, что… Повезло вальщику. Снизила ему властная четвёрка размер четвертного налога. До десятой части. А с навара он, как честный вальщик, благодарит, – посадник задумался, произносить статус казнахрона или нет, – … с глубоким почтением, – не решился мужчина.

Вопрос со строительством нового моста обсудили за две встречи. Деньги шатунам и каменщикам, материалы и прочие расходы выделила казна города с позволения Мортуса. Идилий Кат отодвинул от строительства костоправа Давлея и ещё парочку не совсем лояльных ему проныр. Он был доволен посадником, пока тот намёком не предложил снизить ему налог.

Четвертной был основой экономики баронств. Его платили все и всегда. При малейшем подозрении на укрывательство, казнахроны городов применяли ворожбу денежного согласия. Сложное и дорогое зелье нанесением на лицо метила тех, кто не доплачивал четвертной в казну. Крупные гнойники безобразили лицо и приговаривали беднягу к конфискации имущества, а при повторном нарушении к игрищам. Рецептом редкого зелья поделился король много веков назад. Тем самым подровняв баронства в экономическом развитии. Платили все и всегда. Или почти всегда.

Недалёкие властители за взятки применяли снижение к нужным людям, но оканчивалось всё одинаково. О везунчиках узнавали другие, метод становился повсеместным. Это вело к снижению затрат на город, а следовательно к бунту горожан. Сначала головы баронов и властной четвёрки весело перекатывались на главной площади под пинки горожан. Потом король успокаивал людей, чествуя их храбрость и справедливость. Совет старейшин выбирал нового барона, затем