Сердце язычницы - Патриция Мэтьюз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Однажды он уже встал на путь мира с помощью белого миссионера, – с едкой иронией возразила Акаки. – Это кончилось смертью Коа и похищением Лилиа. С чего ты взял, что христианство несет мир? Только тогда, когда это выгодно миссионерам. Кстати, этот белый, Джэггар, плечом к плечу с Лопакой разжигает войну на Мауи.
– Но что мы знаем об этом? – не сдавался Наи. – Он мог уйти в джунгли как раз потому, что другие миссионеры изгнали его и наложили табу на его возвращение. Я мало вижу, Акаки, но многое знаю. Говорят, новые миссионеры совсем другие, истинные служители своего бога и несут с собой мир и порядок. Они учат жителей Лааины полезным вещам, лечат больных, объясняют, как жить, когда старые обычаи рухнули.
– О да, они учат их! – усмехнулась Акаки. – Учат жить так, как сами живут за океаном. Думаешь, почему они так рьяно взялись за дело? Потому что легко насадить новое там, где старое рухнуло, Наи. Вот только нужно ли нам это новое? Миссионеры учат людей закрываться от пяток до подбородка, считая человеческое тело грязным и непристойным. Их белый бог неблагосклонно взирает на радости жизни. Вместо свободы они несут с собой множество новых табу, в том числе табу на веселый смех и на любовь. Все это нечисто, греховно, за все ждет вечная расплата! Нет уж, Наи, пока я здесь алии нуи, белым миссионерам не проповедовать в Хана. Если позволить им это, люди не заметят, как на них наденут ярмо, от которого нет избавления, самое страшное ярмо в мире – страх перед радостями жизни, перед наслаждением, перед безмятежным счастьем.
– А если это наша единственная возможность спастись от Лопаки? – упорствовал Наи. – К чему говорить о каком-то вечном ярме, Акаки? Ничто не мешает нам сговориться с миссионерами, а когда цель будет достигнута и Лопака укрощен, выдворить их из деревни.
– Я против этого. Белые люди приходят с ласковыми речами и дружескими улыбками, но проще выкорчевать мангровую рощу, чем избавиться потом хотя бы от одного из них.
– Как же тогда ты намерена справиться с Лопакой?
– Когда он нападет, мы будем защищаться. Не верю, что воины опустят руки вместо того, чтобы вступить в бой. Однажды я уже подняла их против него, значит, ничего невозможного в этом нет. – Акаки выпрямилась и мягко сказала: – Отдохни, Наи. Мне жаль, что я пыталась взвалить на тебя свои неприятности, но что делать? Кроме тебя, мне не с кем посоветоваться.
– Приходи, когда будет нужно. – Старик поудобнее устроился на ложе из плетеных рогожек. – Вот только проку от меня мало. Будь я здоров и крепок, я бы непременно встал на твою сторону, а так...
Снаружи все еще был яркий день, хотя солнце уже клонилось за гору Халеакала. По привычке, приобретенной сразу после исчезновения Лилиа, Акаки отправилась к бухте, где год назад бросило якорь неизвестное судно. Там, на белом песке у самой воды, она постояла, всматриваясь в далекий горизонт. День за днем эта женщина приходила сюда в надежде, что появятся паруса, под которыми однажды вернется домой ее дочь. И хотя время шло, Акаки не отчаивалась. В этот день, как всегда, она обратилась к богам, прося у них покровительства для Лилиа на нелегком пути к дому, прося отвести от нее все возможные опасности – от штормов до злых людей.
Акаки не подозревала, что счастливая встреча не за горами. Но знаком этой встречи станет вовсе не белый парус на горизонте.
Солнце уже скрылось за снежной шапкой самой высокой горы острова, тени удлинились, и воздух посвежел, когда Акаки услышала отдаленный рокот барабанов. Погруженная в невеселые думы, она не стала прислушиваться и потому не сразу поняла, что за известие они хотят передать. Однако Акаки уловила главное – случилось что-то важное, требующее ее внимания. Наверное, Лопака все-таки предпринял атаку на Хана. Сразу очнувшись, женщина поднялась на ноги, затекшие от долгой неподвижности. Выпрямившись, она увидела, что кто-то из деревенских жителей бежит к ней со всех ног. На лице его, к удивлению Акаки, сияла радостная улыбка.
– Лилиа! – задыхаясь, выкрикнул мужчина. – Лилиа вернулась на Мауи!
– Как вернулась? – Акаки в недоумении взглянула на горизонт, но там по-прежнему было пусто. – Я ничего не вижу...
– Ей еще нужно добраться до Хана. Корабль белых высадил ее в Лааине. Послушай барабаны, они рассказывают об этом! Но я все равно побегу рассказать всем, кого встречу.
И он поспешил дальше. Акаки же обратила взор к Хале-акала, вершина которой была ближе к небесам, чем любая другая точка острова, и возблагодарила богов за то, что они ответили на ее молитвы.
Рокот барабанов достиг не только Хана, но и других мест на острове. Он донес свою весть и до тех, кому она не предназначалась. Услышали ее и в долине, где разбил свой лагерь Лопака.
– Значит, Лилиа снова с нами, – злобно сказал он, глядя на побережье.
Эйза Радд прибыл на Мауи за неделю до Лилиа на полуразвалившейся торговой посудине. Первым делом он разыскал Лопаку и Исаака Джэггара и до сей минуты не сомневался, что обрел наконец пристанище. Когда Лопака обратил к нему мрачный взгляд, Радд отшатнулся.
– Не ты ли говорил, что она не вернется? – спросил туземец, сверля его взглядом. – Что она нашла свою смерть там, откуда явился ее белый отец?
– Чтоб мне пропасть, она должна быть мертва! Я своими глазами видел, как этот болван Этеридж удавил ее в лабиринте! Он трудился на совесть, тут и камень бы задохнулся! Неужто у этой суки девять жизней? Или ваши барабаны врут?
– Наши барабаны никогда не врут, – презрительно бросил Лопака и обратил гневный взгляд к Джэггару. – А ты что скажешь, жрец белого бога?
– Всякое отродье дьяволово имеет девять жизней! – пылко отозвался тот. – Лилиа, дочь греха, должна исчезнуть с лица земли. Она совратит твоих воинов, Лопака. Если она станет править...
– Этому не бывать, – оборвал его туземец, и зубы его обнажились в волчьем оскале. – Я позабочусь о том, с чем не справились вы двое.
С этими словами он пошел прочь, пересек большую поляну, на которой был разбит лагерь, потом поднялся по извилистой и крутой тропе на вершину длинного отрога, ограждавшего долину со стороны моря. Остановившись на краю выступа, козырьком нависавшего над бездной, Лопака по привычке скрестил руки и уставился на прибой, ревущий внизу.
В этой позе он оставался довольно долго, обдумывая положение дел. Лопака сомневался, что принял правильное решение, когда привлек на свою сторону все тех же двоих белых, с которыми однажды уже поклялся не связываться. Эйзу Радда он считал ничтожеством и трусом, а Исаака Джэггара – сумасшедшим, лишившимся рассудка на почве обращения островитян к религии белого человека. Но сделать их своими сторонниками Лопака решил не под влиянием минуты. Человек дальновидный, он всегда смотрел на несколько шагов вперед. Раз уж он собрался подчинить своей власти все острова, рано или поздно ему придется встретиться лицом к лицу с белыми, причем не с единицами, а с десятками. То, что два их соплеменника сражались на его стороне с самого начала, послужит ему на пользу. К тому же, общаясь с Раддом и Джэггаром, Лопака надеялся усвоить ход мысли белых, их взгляды и представления, свыкнуться с их странностями. Этим он подготавливал себя к далекому будущему, к встрече с теми, чьей поддержкой позднее намеревался заручиться.