В погоне за праздником - Майкл Задурьян

Мы добрались до “Волшебной комнаты Тики”, когда это случилось. Только что я была в очереди и слышала, как птицы поют “В комнате Тики-Тики-Тики-Тики-Тики”, а в следующее мгновение лежу на земле в окружении диснейлендовских фельдшеров и целой толпы зевак. Как это произошло, я понятия не имею.

– Кто вы? – спрашиваю я молодого человека, сующего мне под нос отвратительный вонючий ингалятор.

– Как вы себе чувствуете? – вопросом на вопрос отвечает он.

– Немного кружится голова, ничего страшного.

Я умалчиваю о боли – до крика – в боку, видимо, зашибла при падении, а также о том, что все мое тело – мешок картошки, свалившийся с грузовика и прокатившийся кварталов так примерно семь.

– Мы отвезем вас в больницу, мэм, – заявляет мне этот тип, сплошные мускулы, уверенность в себе, прилизанные светлые волосы. Должно быть, тяжеловес. Голова у него напрямую соединена с плечами. Я ищу взглядом шею, но она нигде не выглядывает из комбинезона парамедика. Парень смахивает на Джека Лалэйна[15].

Гляжу на второго – чернокожего, постарше и слегка раздобревшего. Тот молчит. Я снова обращаюсь к Джеку Лалэйну.

– Ни в какую больницу вы меня не повезете, мать вашу! – ору я.

Вокруг все дружно выдыхают. Все эти славные граждане Диснейленда, утолявшие нездоровое любопытство, самым наглым образом толпясь вокруг и глазея, как старая корова вырубилась и шлепнулась на свой старый зад, шокированы моей грубостью. Перед глазами у меня маячит гигантский Микки-Маус. Ворочает головой, озирая детей поблизости, потом подносит руки к огромным мышиным ушам.

– Мы обязаны, мэм. По правилам Диснейленда.

Я вырываю у него руку. Пытаюсь сесть. Но санитар меня удерживает. Я особо не барахтаюсь, потому что у меня все тело – сплошной дискомфорт.

– Плевать на правила, я никуда не еду, – объявляю я. – Со мной все в порядке. Голова немного кружится, вот и все. Не привыкла управлять этими вашими механизмами.

Джона нигде не видать.

– Где мой муж?

Выражение лица Джека Лалэйна яснее ясного: “С ней только проблемы наживешь”. Угадал. В больницу я не поеду. С больницами покончено.

– Он там, около машины “скорой помощи”, – говорит наконец санитар. – Кажется, он дезориентирован. У него Альцгеймер?

– Легкая деменция. – Самая нахальная ложь, на какую я решилась за эту поездку. Сказать, что у Джона легкая деменция, все равно что сказать, что у меня небольшой рак.

Я уже начинаю злиться и злюсь еще пуще, завидев носилки.

– Я не лягу на эту чертову штуку, не лягу, нахрен, – воплю я. И откуда силы берутся так орать. У всех вокруг на лицах тревога, но особенно разволновались Джек и его напарник.

Я знаю: стоит оказаться на носилках, и битва проиграна. Меня отвезут в больницу, и наше путешествие закончится не так, как должно. Сама не знаю, откуда берутся эти слова, но когда они вылетают у меня изо рта, я понимаю, что этой линии и следует держаться.

– Только попробуйте меня уложить, и я отсужу у Диснейленда миллион баксов.

О, эта гримаса ужаса на лице крепкого, мускулистого мужика – ничто с ней не сравнится.

– Непременно подам иск, бог свидетель, если уложите меня на это. – Я скрещиваю руки, стараясь при этом не скривиться от боли. Прищуриваюсь злобно: – И это будет ваша вина.

Джек машет людям с носилками – подождать.

– Мэм, с вами что-то неладно, – напряженно выговаривает он. – Мы обязаны выяснить, в чем дело.

Мощная нижняя челюсть дрожит, выдавая искреннюю озабоченность, но мне какое дело? Я свою партию разыграю до конца.

– Я прекрасно знаю, в чем дело, и нет надобности ехать в больницу, чтобы уточнять диагноз. Я отлично себя чувствую. Просто помогите мне встать, посадите на этот скутер, и мы покинем Диснейленд. Вам больше не придется с нами возиться.

Он взвешивает варианты. Вздыхает, поглядывает на своего напарника, потом снова оборачивается ко мне:

– Вы должны подписать заявление, что отказываетесь от любой медицинской помощи.

– Мне все равно. Я подпишу что угодно. Просто дайте нам убраться отсюда ко всем чертям.

– Ладно, – резко отвечает Джек Лалэйн. Он обижен. Еще бы. Я взяла верх.

После того как такси высадило нас у трейлера (впервые вижу такси в Диснейленде), я принимаю две последние голубые таблетки, даю Джону валиум, и мы оба долго, долго спим. Дискомфорт частенько меня беспокоит. Я пробуждаюсь и снова проваливаюсь в дремоту, мне снятся дети, наши совместные путешествия – и те, которые мы так и не совершили. Снится Кевин, грусть, которая никогда не уходит из его глаз, и та печаль, что ему предстоит. И Синтия – она сильная. Она возьмет основную ношу на себя, как всегда это делала. С детьми все будет хорошо, говорит мне во сне мое “я”. Они знают, что мама и папа всегда их любили и что жизнь не сводится к тому, чем она завершается.

Я просыпаюсь – дискомфорт все еще при мне, только немного более сносный. Будильник в трейлере показывает 20.07. Душно, несет омерзительно сладкой вонью. Достаточно быстро я соображаю: накрылся наш маленький холодильник.

В трейлере темно, так что я решаю включить свет. Когда мы укладывались, мне хватило соображалки прихватить с собой фонарь на батарейках. Я чуть не теряю сознание, потянувшись за ним, пришлось с минуту сидеть-пыхтеть, прежде чем попытаться снова. Утираю лоб, щелкаю выключателем, лампочка мигает, потом медленно наливается коричневым тусклым светом. Батареи разряжаются, но для моих глаз как раз нужный уровень яркости. Я откидываюсь на подушки, все еще без сил, но уже не столь растерянная. Мое тело показало себя удивительно выносливым в этой поездке, не думала я, что столько смогу выдержать. И уж конечно, такого не ожидали мои врачи.

И это того стоило. Наша поездка, несмотря на все, что с нами случилось в пути, очень, очень того стоила. Жаль, что детям пришлось поволноваться, но я потратила всю свою взрослую жизнь на то, чтобы волноваться из-за них, так что будем считать – квиты.

Рядом со мной храпит Джон, с таким звуком рвутся протертые простыни. После каждого третьего-четвертого всхрапа – длительный перерыв, когда его дыхание словно замирает. А потом он всхрапывает так громко, что будит самого себя. Приподнимается и впивается взглядом в мое лицо. Вряд ли он сразу меня узнает.

– Мы дома? – спрашивает он шершавым со сна голосом.

Я киваю.

Затем проверяю и убеждаюсь, что он слегка обмочился, но это меня не расстраивает – нет, сегодня нет. Пока у меня еще остаются силы, надо его помыть и переодеть. Первое правило хорошей мамочки. Я расстегиваю штаны Джона и пытаюсь вытащить их из-под него, но даже с его помощью они не желают слезать. А вот и причина обнаруживается – эрекция, какой я у него уже много лет не видела.