Настигнут радостью. Исследуя горе - Клайв Стейплз Льюис

осуществляет себя, не оставляя «снаружи» ни одной частицы своей души. То, что мы обычно именуем волей, и то, что мы обычно называем чувствами, так громогласно, претенциозно, недостоверно, «рвет страсть в клочки»[140], что великая страсть или железная решимость кажутся нам хотя бы отчасти лицедейством.

С тех пор зоологический сад стал хуже, а тогда над головой пели птицы, под ногами цвели колокольчики, вокруг резвились кенгуру – это был почти рай на земле.

Но что же стало с Радостью? Ведь это ей посвящалась моя книга. По правде говоря, она почти перестала меня занимать с тех пор, как я стал христианином. Я не могу пожаловаться вместе с Вордсвортом, что сияющее видение отлетело. Думаю (если вообще стоит говорить об этом), прежняя мучительно-сладостная боль пронзала меня столь же часто и столь же сильно, как до обращения. Но теперь я знал: если воспринимать ее только как состояние собственного сознания, она не имеет той ценности, которую я некогда ей придавал, а существенна лишь потому, что указывает на что-то другое, запредельное. Покуда я сомневался в существовании Иного, я считал самой главной эту примету – для заблудившегося в лесу нет радостней события, чем наткнуться на указатель. Тот, кто первым увидит его, созывает всех друзей – «Смотрите!» – и они обступают его со всех сторон. Но стоит выйти на дорогу, где эти столбы попадаются каждую милю, и мы уже не обращаем на них внимания. Они ободряют нас, мы признательны тем, кто нам их оставил, но мы не остановимся, чтобы разглядеть их, а если и остановимся, то ненадолго даже на том пути, где на серебряных столбах горит золотая надпись: «Дорога в Иерусалим».

Конечно, это не значит, что я не останавливаюсь то и дело, чтобы поглазеть на еще более ничтожные мелочи по сторонам дороги.

Исследуя горе[141]

От переводчика

Из примечаний к первому изданию трактата К. С. Льюиса «Страдание» (М.: Гнозис-Прогресс, 1991) известно, что это произведение было некогда переведено Н. Л. Трауберг под названием «Исследуя скорбь», однако перевод, по всей видимости, не сохранился. «Примерно в 1977 году я перевела его. Несколько человек его прочитали, и все мы задумались – может ли это быть достоянием самиздата? <…> Отец Александр Мень взял себе все три экземпляра машинописи, чтобы давать только тем, у кого такое же большое горе. Надеюсь, если это и впрямь нужно, книга найдется, ее издадут…» (С. 155). Переводчик настоящего варианта предпринял все усилия для того, чтобы отыскать этот перевод, но успехом они не увенчались. Остается лишь надеяться, что однажды это произойдет.

Переводчик благодарит Е. Доброхотову-Майкову, любезно согласившуюся выступить редактором текста.

Предисловие

Когда «Исследуя горе» было впервые опубликовано под псевдонимом «Н. У. Клерк»[142], кто-то из друзей дал мне эту книгу, и я прочла ее с большим интересом и довольно-таки отстраненно. Я давно была замужем, растила троих детей, и хотя я всей душой сочувствовала овдовевшему К. С. Льюису в его горе, на тот момент его исповедь настолько не вписывалась в мой собственный опыт, что меня почти не тронула.

Много лет спустя, после смерти моего мужа, уже другой человек прислал мне «Исследуя горе» и я перечитала книгу, ожидая, что прочувствую ее куда глубже, нежели при первом чтении. Отдельные ее части глубоко меня тронули, но в целом мой опыт горя коренным образом отличался от льюисовского. Во-первых, когда К. С. Льюис женился на Джой Дэвидмен, она уже лежала в больнице. Он знал, что берет в жены женщину, умирающую от рака. И, несмотря на нежданную ремиссию и несколько счастливых лет отсрочки, в сравнении со мной он лишь отведал супружества – я-то прожила в браке сорок лет! Его словно бы позвали на пир – и тут же грубо выхватили тарелку, едва он успел попробовать закуски.

Вследствие этой внезапной потери Льюис ненадолго утрачивает веру. «Где же Бог? <…> Воззови к Нему в отчаянной нужде, когда больше помощи ждать неоткуда, и что же? Дверь захлопывается перед самым твоим носом».

Смерть «второй половины» после долгого счастливого брака – это совсем другое. Наверное, я никогда не ощущала Божье присутствие сильнее, чем в течение всех тех месяцев, когда умирал мой муж, и после его смерти. Нет, горя оно не отменяло. Смерть любимого человека – все равно что ампутация. Но когда двое заключают брак, каждый из супругов вынужден примириться с мыслью, что кто-то один умрет раньше другого. Когда Льюис женился на Джой Дэвидмен, было понятно, что она умрет первой, разве что произойдет несчастный случай. Льюис вступил в брак, сознавая неотвратимость смерти, и поступок его стал из ряда вон выходящим свидетельством любви, отваги и самоотречения. В то время как смерть, наступающая спустя много лет полноценного брака и по завершении разумного срока жизни, это лишь одна из составляющих всего удивительного цикла – человек рождается, любит, живет, умирает.

Читая книгу Льюиса в своем горе, я поняла, что каждое переживание горя – уникально. Но при этом всегда есть некие общие сходные черты: Льюис упоминает про непривычное чувство страха, потребность постоянно сглатывать, забывчивость. Возможно, все верующие, подобно Льюису, ужасаются тем людям, которые про любую трагедию скажут: «На все воля Божья», как будто Господь, который есть любовь, хочет, чтобы нам, Его созданиям, всегда было хорошо. Льюис негодует на тех, кто делает вид, будто для верующего смерть – сущий пустяк, точно так же, как негодуем и мы в большинстве своем, и неважно, сколь крепки мы в вере. А еще мы с К. С. Льюисом одинаково боимся забыть. Никакая фотография не может по-настоящему передать улыбку любимого человека. Порою зацепишься взглядом за случайного прохожего – кто-то живой, энергичный, куда-то шагает, – и в сердце ударит боль подлинного узнавания. Однако наши воспоминания, при всей их ценности, все равно неизбежно утекают прочь, как вода сквозь решето.

Я тоже, подобно Льюису, вела дневник – с тех самых пор, как мне исполнилось восемь. Поупиваться горем в собственном дневнике можно и нужно; это неплохой способ дать выход жалости к себе, самолюбованию, эгоцентризму. То, что мы прорабатываем в дневнике, мы не выплескиваем на семью и друзей. Я благодарна Льюису за честность в его летописи горя, потому что из нее со всей ясностью следует: человеку дозволено горевать, это нормально и это правильно, и в этом естественном отклике на утрату христианину не отказано. Льюис задается теми же вопросами, что и все мы: куда отправляются после смерти те, кого мы любим?