Капитали$т: Часть 2. 1988 - Деметрио Росси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оглядев всю эту красоту, Валерик задумчиво сказал:
— Нужен сейф…
Я согласился. Хранить печать, уставные документы и кое-какую наличность где-то нужно. Сейф мы нашли на барахолке — не очень старый, не очень тяжелый, невзрачный и надежный. После того, как сейф был торжественно установлен, а ключи розданы всему составу кооператива, мы устроили банкет. На банкет мы позвали наших друзей-штангистов Андрея и Матвея и директора ДК. Директор очень быстро напился в хлам и уснул прямо у нас на диване.
Мы же обсуждали текущие городские дела, время от времени поднимая тосты за присутствующих. Дела, к слову, были так себе. Криминальный элемент размножался со скоростью сексуально озабоченных кроликов — молодежные группировки, обычные бандиты, бывшие уголовники — все эти люди хотели денег и желательно — много и сразу. Деньги были только у кооператоров и нелегальных дельцов. Но к нелегальному дельцу так просто на фабрику или завод не проникнешь, а вот кооператоры были очень уязвимы — магазины, цеха, видеосалоны — все на виду, все уязвимо.
— Чуть ли ни каждую неделю идут, — усмехается Матвей. — С одними в прошлый четверг забились около парка, пошли вчетвером, а их там человек десять — все морды протокольные, в наколках, чего-то там втирали про общак… ну мы слушали, слушали, а потом надоело слушать — стали их лупить. Так на каждого ровно по одному удару — сразу в глубокий нокаут улетают. Вообще не бойцы! Человек пять вырубили, остальные сбежали. Ну мы подождали, пока они очухаются и спрашиваем — вопросы остались? Так они говорят — нет, нет, пацаны, все поняли, все нормально, только не бейте больше!
— Вы смотрите аккуратно, — с улыбкой говорит Серега, — у тебя уже одна дырка есть в брюхе, это контингент такой, что за ними не заржавеет.
— Порядка нет ни хрена! — с досадой говорит Андрей. — Менты вообще мышей не ловят, не справляются! Развели не то Гарлем, не то Чикаго! Нормальный человек уже не может домой спокойно дойти. У женщин сумки вырывают, серьги, кольца обручальные снимают. Да и у мужика, если пьяного поймают, все что можно снимут и вытянут.
— А бухают просто по-черному, — Матвей укоризненно качает головой. — Пьют такую дрянь, что на нее смотреть страшно, не то что пить! Одеколон пить, это как вообще⁈ У меня недавно соседа на «скорой» забрали с отравлением, чуть не крякнул, еле откачали…
Мы поднимаем тост за здоровье присутствующих. В бокалах чудесное грузинское, купленное за фантастические деньги, но это не имеет значения. У нас праздник. Мы процветаем.
Мы процветаем. Полоса удач, все получается, подводных камней нет, энергия, кайф, адреналин. У нас уговор — половину приходящих денег откладываем, а половину делим и тратим, как захотим. Я отдаю матери пять тысяч просто так, на хозяйство, и мать кладет их на книжку. На черный день. Проще было выбросить. Серега покупает золотую цепь граммов на семьдесят и громадный золотой перстень. И сразу становится похожим на цыгана. Я шучу — нужно еще вставить золотые зубы. Валерик покупает телевизор «Панасоник». Я держусь, крупных покупок не делаю — нужные мне вещи все еще не изобрели…
Нам везет — предоставляется случай решить транспортный вопрос. Две машины — «восьмерка» и «нива». Посредник просит двадцать шесть тысяч. Мы не торгуемся, оформляем машины на кооператив. На оформление приводим с десяток спортсменов, на всякий случай, для страховки. Произвели впечатление на посредника, который чуть не сбежал, решил, что машины хотят отнять силой. Очень радовался, когда понял, что машины никто отнимать не будет.
Мы с Валериком получаем права — один звонок, два ящика коньяка и символическая сумма наличными.
— Прекрасная страна… — говорит Валерик. — Ничего нельзя, но все можно!
— За два ящика бухла можно даже немного больше, чем все, — усмехается Серега.
В городе все время кто-то кого-то бьет или режет, стреляют пока редко. Наши спортсмены нарасхват — большинство бросили заводы и фабрики, занимаются охраной зарождающегося класса буржуазии. Охраняют рестораны, магазины и конторы, которые еще только начинают называть как в Америке — офисами. Парни чувствуют запах легких денег и входят во вкус — им тоже хочется вечера проводить в ресторанах и купить новую мебель. Некоторые начинают предлагать свои услуги по охране даже тем, кто в них не нуждается. И делают это весьма активно.
— Слыхал? — говорит мне Валерик. — Наши боксеры чего учудили… Создали с блатными коалицию. Сначала те приходят и просят сразу много, угрожают, показывают ножик и учебную гранату. А потом уже появляются наши — хорошие и добрые, просят совсем немного, говорят — защитим, поможем, грудью закроем! Кооператоров, которые мебелью занимаются на Социалистической, таким образом обработали. И автомастерскую на Буденного. Потом бабки делят.
Мы никому не платим и ни с кем не враждуем. Валерик с Серегой знают всех спортсменов, которые начали двигаться в набирающем обороте рэкете. Я знаком с главшпаном Володей Седым, хоть и не при лучших обстоятельствах, но все же. И еще, у меня визитка начальника городской милиции.
На политическом горизонте загораются новые звезды. В Москве, говорят, есть какой-то Ельцин, который против зажравшейся партийной номенклатуры и всего плохого и за простой народ. Чего-то он там даже выступает то перед нашими журналистами, то перед импортными, и всем сплеча правду-матку… Народ обсуждает в очередях и дивится… Никогда такого не было, чтобы оттуда кто-то за простой народ встал!
Глава 22
Я сижу в салоне «восьмерки». Рядом со мной — Екатерина Петровна, наша известная городская ясновидящая. Вид у Екатерины Петровны — так себе, она почему-то здорово сдала за последнее время, хоть и не пьет теперь. Она похудела, под глазами круги и вообще, в ней словно что-то сломалось…
— Вам бы отдыхать чаще, — говорю я.
— Некогда, — говорит она безразлично. — Люди. Идут, идут и идут…
— Желают знать, что будет? — спрашиваю я с улыбкой.
Она не улыбается в ответ.
— Люди потеряли опору, — говорит она строго. — Хотят определенности и… Им страшно. Всем очень страшно. Я же вижу. Они спрашивают разное — кто про мужа, кто про любовника, кто про работу… Но на самом деле все спрашивают одно и то же — а что со мной теперь будет?