Кто стреляет последним - Фридрих Незнанский

Меркулов и Яковлев слегка усмехнулись.

— Вот вам и современная психология, — не скрывая иронии, заметил Турецкий.

— Я сказал какую-то глупость? — спросил Косенков.

— Ну почему? — отозвался Меркулов. — Ты сказал то, что сказал бы и генеральный прокурор, если бы я доложил ему обо всех результатах расследования.

— А вы не доложили? — удивился Косенков.

— У меня еще не было последнего заключения экспертизы, вот этого, — показал Меркулов на документы, привезенные Яковлевым. — Если бы генеральный сейчас меня об этом спросил, я бы обязан был доложить. А пока о том, что второй убийца Осмоловского найден, знаем только мы четверо. И больше — ни одна живая душа.

— А эксперты? — спросил Косенков.

— Они выполнили свою часть работы и не посвящены в суть дела.

— И все-таки я не понимаю, почему мы должны медлить с арестом Мишурина? — повторил Косенков.

— Объясни ему, Александр Борисович, — кивнул Меркулов. — Все-таки, некоторым образом, твой ученик.

— Попробую объяснить. И быть доходчивым. Хоть у нас и большая, как вы, Константин Дмитриевич, изволили выразиться, разница в восприятии жизни. — Турецкий повернулся к Косенкову. — Допустим, арестовали. Практически реально — примерно через час. А дальше?

— Ну, как? Допросить. Улики неопровержимы. Расколется.

— Расколется? Ты уверен, что он назовет организаторов убийства? Расскажет об анализах, о которых мы ничего не знаем? Ответит еще на ряд вопросов, которые нас чрезвычайно интересуют: что за банда, на которую он работает, какова ее структура, кто стоит во главе?

Аркадий пожал плечами:

— А почему бы и нет? Когда человеку грозит вышка, он на все пойдет, чтобы смягчить себе участь.

— И все это он выложит прямо сегодня, на первом же допросе? — продолжал Турецкий.

— Ну, не на первом, — не сдавался Косенков. — На втором. На пятом. Пусть даже на десятом. Но выложит.

— Согласен, — кивнул Турецкий. — На пятом или десятом, может, и выложит. Но самая паскудная реальность нашей жизни в том, что даже второй допрос может не состояться. А уж про пятый или десятый я и не говорю.

— Почему?

— Да потому, пытливый мой ученик, что даже до второго допроса он, скорее всего, не доживет. Его убьют. В камере. Понял? Или при попытке к бегству при перевозке из прокуратуры в следственный изолятор. Или повесится на кстати оказавшемся в камере шнурке. Или — от внезапного сердечного приступа.

— Но можно же содержать его в одиночной камере!

— Можно, — согласился Турецкий. — Но гарантий, что его и там не достанут, нет.

— Бывали и такие случаи, — подтвердил Яковлев.

Косенков перевел недоверчивый взгляд на Меркулова:

— Вы тоже согласны с этим?

Меркулов ответил не сразу и как бы с неохотой:

— Не исключено.

— Так что же делать? — вырвалось у Косенкова.

— Мы и собрались, чтобы решить именно этот вопрос, — ответил Меркулов. — Есть какие-нибудь предложения?

— Что тут предложишь! — неопределенно отозвался Турецкий. — Продолжать выявлять связи. Может, что новое и откроется.

— Основные связи его практически выявлены, — заметил Яковлев. — Оперативники не спускают с него глаз со вторника — как только Саша Турецкий его опознал. Продолжать наблюдение, конечно, можно, но вряд ли это что-то новое принесет.

— Да, занятие малоперспективное, — согласился Меркулов. — Но никакого другого решения у нас, к сожалению, пока нет…

Совещание было неожиданно прервано: в кабинет заглянула секретарша Меркулова Валерия Петровна:

— Константин Дмитриевич, к вам посетитель. Грошев Михаил Андреевич, начальник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Примете? Или попросить подождать?

— Приму, конечно. Просите. Оставайтесь на своих местах, мы еще не закончили, — обратился он к присутствующим в кабинете, которые поднялись, чтобы не мешать встрече Меркулова с важным гостем.

— Проходите, пожалуйста!.. — Валерия Петровна широко открыла тяжелую дубовую дверь.

В кабинете появился высокий, несколько склонный к полноте человек в темном, прекрасно сшитом костюме, довольно молодой — не намного больше сорока лет, с лицом выразительным, жестким, знакомым всем присутствующим по довольно частым выступлениям Грошева в недавнюю пору, когда он был депутатом Государственной думы. Он был там кем-то вроде заместителя председателя Комиссии по борьбе с коррупцией. Его выступления в Думе всегда были резкими, острыми и охотно транслировались телевизионщиками.

Меркулов поднялся из-за стола и сделал шаг навстречу важному посетителю. Они обменялись рукопожатием.

— Рад наконец познакомиться с вами, Константин Дмитриевич, — довольно низким, хорошо поставленным голосом заговорил гость. — Раньше нужно было, да все случая не было: проклятая текучка прямо захлестывает. Сегодня был у вашего генерального, решали, так сказать, вопросы, и тут уж не упустил возможности.

— Я тоже давно хотел познакомиться с вами, — доброжелательно ответил Меркулов. — Присаживайтесь, — отодвинул он для Грошева дубовое кресло.

— Я не помешал? — спросил Грошев. — У вас, вижу, совещание.

— Да нет, так, обсуждаем текущие дела. Разрешите, товарищи, представить вам Михаила Андреевича Грошева, нового начальника Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Да вы его и так знаете — не раз видели по телевизору. А это — мои ближайшие помощники, познакомьтесь. Владимир Александрович Яковлев, начальник второго отдела МУРа.

Гость пожал Яковлеву руку:

— Очень приятно познакомиться.

Когда Меркулов представил Турецкого, Грошев задержал его руку в своей:

— Так вы и есть тот знаменитый Турецкий? Наслышан о вас. Мечтал бы о таком сотруднике.

Турецкий молча ответил на его рукопожатие и лишь слегка покраснел. Он постарался казаться безразличным, но чувствовалось, что слова Грошева доставили ему удовольствие.

— А это наш самый молодой сотрудник, следователь Мосгорпрокуратуры Аркадий Николаевич Косенков, — отрекомендовал Меркулов Косенкова. — Надеюсь, станет мастером высокого класса. Задатки, во всяком случае, проявляет.

— Поздравляю, молодой человек. — Грошев пожал Косенкову руку. — Такая оценка Константина Дмитриевича дорогого стоит.

— Ценю, — сказал Косенков.

— Когда я узнал о вашей отставке, — продолжал Грошев, возвратившись в свое кресло и обращаясь к Меркулову, — я был до глубины души возмущен. И выступал на заседании думского комитета. Тем более я рад вашему возвращению. От всей души поздравляю вас. Хотя поздравлять, наверное, не с чем: просто восстановлена справедливость.