Жанна д'Арк. «Кто любит меня, за мной!» - Наталья Павлищева

И вдруг невесть откуда взялась эта девчонка. Сначала Бургундец посмеялся, – видно, совсем плохи дела у Карла, если к военным действиям стал привлекать детей. Но с ее появлением во французской армии стало твориться что-то непонятное. Опытные английские капитаны, до этого запросто бившие меньшим числом крупные отряды французов, одно за другим проигрывали сражения в выигрышной для себя ситуации. Тут действительно попахивало колдовством, не иначе. Никому не могло прийти в голову, что молоденькая девчонка, почти ребенок семнадцати лет, способна увлекать в атаку целое войско и действовать, как опытный полководец.

Пока она била англичан в районе Луары, Бургундец только посмеивался, но потом французы вдруг бодрым шагом двинулись на Реймс, и тогда стало не смешно! Они лишали Филиппа одного за другим опорных пунктов не только в Шампани, но и в Иль де Франс! Герцог скрипел зубами, слыша, что еще вчера клявшиеся ему в верности капитаны городов сегодня сдают их французам. Оксерер уступил без боя, правда, не пустив солдат за свои стены, способный выдержать даже длительную осаду Труа испугался простой подготовки к штурму и тоже открыл ворота, за ним последовал Шалон и, наконец, Реймс! Отколовшийся кусок облицовки камина появился, когда Филиппу сообщили, что Карл коронован в Реймсе! Кубок в его руке был слишком тяжел для каминной доски…

Тогда Бургундец забил тревогу, открыто воевать с французами не получалось, за них было настроено население Шампани и даже Иль де Франса, но отдавать еще и Париж Филипп не собирался. К епископу де Шартру спешно отправился доверенный человек. Бургундец умел быть благодарным и хорошо понимал, до каких пределов распространяются интересы важных для него людей. Он точно знал, что Париж де Шартру не нужен, как и самому Карлу. Взяв город, его нужно еще и удержать, а новоиспеченный король рвался за Луару, предпочитая тихую жизнь в своих замках необходимости снова воевать с англичанами уже за Париж. Епископу было обещано при любых условиях не посягать на его Реймс и признать право получать доходы с богатой территории. Де Шартр тоже не сторонник воевать, имея возможность получать большой доход, он предпочел бы, как и Карл, не двигаться с места.

Французы согласились на переговоры по поводу Парижа и прекратили военные действия. Но это король, а его ненормальная пророчица успокаиваться не собиралась, она почуяла опасность потерять все завоевания на севере и вокруг столицы и принялась действовать на свой страх и риск! Попытка взять город штурмом чуть было не удалась, Карл вовремя остановил свою излишне рьяную помощницу. А англичане все топтались не дальше Руана, все-таки внезапно выросшая и воодушевленная армия французов сильно их потрепала.

И вот теперь Бургундцу предстояло снова выбирать. Он не боялся девчонки, когда она была во главе французов, считая просто капитанов англичан глупцами и трусами. Но Филипп раньше многих даже в самой Франции понял главное – за девчонкой идет чернь! Можно победить в бою отряд, два, десять, целую армию, но наткнуться на сопротивление простых жителей и проиграть все завоеванное. Именно это пугало Бургундца больше всего. Именно те, кто ковал и ткал, плел и сеял, выращивал хлеб и варил пиво… шли за Девой, брали в руки оружие и на щит города. Значит, тот, в помощь кому Дева поведет народ, выиграет. Это все же поняли при дворе Карла, но наступил момент, когда Дева стала мешать, ее просто сдали, бросили, как бросают старое, отслужившее свой век седло.

Французам девчонка не нужна, зато она нужна англичанам. Гораздо сильнее, чем он мог представить. Об этом только вчера сообщил епископ Бове Кошон. Кошон – занятная личность, он так старался усидеть на двух стульях, служа и англичанам, и герцогу, что иногда руки чесались сдать его союзникам с потрохами. Он был одним из тех, кто составлял договор в Труа, но герцог не сомневался, что, доведись Кошону оказаться у Карла, он и там умудрился бы стать своим. И это несмотря на то, что французы его сильно обидели, вернее, не французы, а вызванная ими волна патриотизма. Жители Бове попросту выгнали своего епископа перед тем, как открыть ворота города перед Девой с ее отрядами. А потом пришлось бежать и из Реймса, где Кошон весьма недурно пристроился. Конечно, Кошон был зол на Деву, но не до такой же степени, чтобы, только услышав о ее пленении, примчаться выкупать, когда ее собственный король вовсе не торопится.

Епископ появился у герцога неожиданно, но Филипп с первого взгляда понял, что разговор будет серьезный и очень важный. Они слишком хорошо знали друг дружку, чтобы ходить вокруг да около. Предисловий не понадобилось. Кошон приехал по поручению англичан договориться о передаче им Девы.

– Неужели так досадила, что готовы платить за девчонку, как за военнопленную?

– Готовы, и немалые деньги.

– Она не моя, она у Жана Люксембургского.

Оба понимали, что это отговорка, Жан – вассал Бургундца, и все его пленные принадлежат Филиппу, но епископ кивнул:

– Люксембуржца тоже не обидят. Шесть тысяч ливров и рента капитану, который поймал девчонку.

Это было много, очень много, за капитана столько не давали, но герцог нутром почуял, что это не все. Снова развел руками:

– Могу только поговорить с Жаном…

– Десять тысяч.

Хотелось крикнуть: «Что?!», но промолчал, лишь закусив губу. Столько не давали за принцев крови, это цена короля. За девчонку?! Или они действительно думают, что это Дева? Для Бургундца не было тайны в том, кто будет платить такие сумасшедшие деньги, он прекрасно понимал, что не из карманов Кошона они появятся, такую огромную сумму англичане выбьют из нормандцев.

– Я подумаю.

– Надеюсь, ваше решение будет быстрым и правильным.

Для Кошона правильное означало продать девчонку англичанам. А для самого Бургундца?

Нет, он не сентиментален, ему не было жалко эту пигалицу, знала, на что шла. Размахивая мечом, должна была понимать, что этого ей не простят. Филипп пытался обдумать другое.

У англичан явно не получалось задуманное, а теперь и не получится. И дело не в недостатке войск или денег, а в том, что французы вдруг поверили в себя, теперь их не сломать, даже давно завоеванная Нормандия подчиняется все тяжелее, бунт за бунтом. Не просчитался ли Филипп, присоединяясь к англичанам? Нет, тогда он поступил верно, а теперь? Не пора ли бросить Бедфорда и обратить свой взор на Карла? Вдвоем они вполне смогли бы отвоевать Нормандию… для Бургундца, конечно. И еще много чего.

Но мысль упорно возвращалась к вопросу: зачем англичанам девчонка любой ценой? Готовы платить золотом и немедленно, не дожидаясь сбора с населения Нормандии. Почему так срочно, боятся, что опомнится Карл и выкупит? Но у англичан немало своих людей и при дворе Карла, наверняка тот же епископ Шартр уже дал понять, что стараться ради Девы не собирается.

И вдруг Бургундец понял! Карл ушел за Луару, а в Руан привезли мальчишку Генриха. Зачем? Малыш нужен только для коронации, что иначе делать в непокорной стране? Но у Франции уже есть король, сколько их может быть? Филипп усмехнулся: сколько угодно, вон пап и тех три, и каждый проклинал и предавал анафеме других на потеху и к радости ищущих свою выгоду во всем. Для того чтобы коронация не вызывала вопросов, теперь мало просто принести регалии, надо отменить прежнюю коронацию Карла в Реймсе. Или признать ее недействительной. Если епископ Винчестерский так уверен, что привез мальчишку, значит, держит свой камень за пазухой готовым. В чем он? По большому счету Бургундцу было все равно, просто не хотелось оказаться простой пешкой в чужой игре.