Рыжики для чернобурки - Яна Тарьянова

осматриваться. Валериан ему посочувствовал — фонарей на улице не было, во дворе горела только тусклая лампочка. Привезли маленькое чудовище непонятно куда, в темноту, и никаких тебе обещанных елок.

— Сейчас!

Заскрипела калитка. Отец открыл ее пошире, и стало видно двор и елку — из распахнутой двери дома лился яркий свет. Лютик поспешно царапнул дверцу машины, дождался, пока Адель ее откроет, и выскочил на улицу. Отец тут же подхватил его на руки, о чем-то спросил, улыбаясь, понес к дому. Обернулся, крикнул:

— Дети, заходите! Я боюсь, чтобы Лютик не поскользнулся. Вы тоже осторожнее! Двор посыпали песком, но кое-где коварные ямки.

— Я боюсь, чтобы твой папа не поскользнулся, — тихо проговорила Адель. — Лютик-то шустрый, а папа, все-таки, не молод.

— Дай ему о нас позаботиться, — ответил Валериан. — Ему это надо, я уверен. Паства паствой, а жену и внука я ему привожу в первый раз.

Дом встретил их вкусной смесью запахов: елка, мандарины, сладкая выпечка и жареное мясо. Папа, спустивший Лютика с рук, обнял и расцеловал Адель. Валериану тоже досталась порция ласки, но мимолетная — Лютик упал со стула, на который вспрыгнул, чтобы поближе рассмотреть елку, и папа кинулся его спасать, позабыв обо всем остальном.

Слегка ошеломленная и смущенная Адель попыталась утихомирить Лютика, но не преуспела — папа заставил их вымыть руки, загнал на кухню и начал кормить. Мясом, пирогами, мандаринами, хурмой, хрустящим «хворостом» и шоколадными конфетами. Превратившийся Лютик, которого Адель сразу одела в теплую пижаму, поковырял мясо, надкусил пирог, очистил половину мандаринки и заснул прямо за столом. Папа заохал, отнес его в маленькую спальню, сияющую чистотой, включил ночник и осторожно притворил дверь.

— Я так рад… — сказал он, вернувшись за стол. — Я волновался. Ужасно волновался — а вдруг я увижу прорастающие сорняки? У меня иногда бывают видения, которые невозможно проконтролировать. И они… они оставляют неизгладимый отпечаток. Конечно, я бы промолчал. Но мне не пришлось затыкать себе рот. Скажу с легким сердцем — я увидел дремлющую озимь. Ваше счастье готово заколоситься. Осенью будет урожай.

— Спасибо.

Валериан почувствовал, что Адель поблагодарила отца от души — и за радушный прием, и за то, что с ними поделились видением.

«Осенью. А если?..»

Валериан украдкой посчитал на пальцах и убедился: если этой зимой Хлебодарная позволит им зачать ребенка, то он родится осенью. Как раз в дни праздников Урожая.

— Давайте ложиться? — предложил он. — Папа, я знаю, что ты рано встаешь, ты же не пропустишь утреннюю службу из-за того, что мы приехали. Отдохни. Мы в ближайшее время никуда не уедем. Будем искать себе подходящий дом. Ты еще от нас устанешь. Поверь, я уже пожил бок о бок с Лютиком, и знаю, какой он придира.

— Ребенок не может быть придирой, — твердо сказал папа. — Это ты нерасторопный.

Валериан хмыкнул и потащил Адель спать — после долгой дороги ничего большего не хотелось. Спать. Просто спать.

За следующую — предпраздничную — неделю они чуть не утонули в водопаде знакомств и подарков. Прихожане соревновались, одаряя Лютика разноцветными подношениями. Папа выгреб из закромов все вышитые полотенца и старые накидки, маленькая спаленка неумолимо превращалась в тряпочный склад. Лютик успевал всё: собирать дань, украшать елки, бегать в гости в дом Бранта и Эльги, чтобы посмотреть на игрушечную железную дорогу, потрошить коробки с гирляндами в часовне и пробовать выпечку у всей округи.

Папа сиял — даже Эльгу почти не ругал, когда выяснил, что та знакома с Аделью и Лютиком, а ему ничего не рассказала. Продавщица Лиза поймала Валериана возле часовни и ехидно прошипела: «Я же говорила, что чернобурки самые ветреные! Бедной Адели за тобой пришлось долго гоняться, чтобы ты ее выслушал и узнал, что у тебя есть ребеночек. Ничего, теперь не отмашешься, папа тебе сбежать не даст, женит и проследит, чтобы ты вел себя прилично». Валериан так хохотал, что даже отдельной проповеди ей пообещать не успел — получил взбучку от папы и смылся домой, а по пути столкнулся и разговорился с Брантом. Бурый разрывался между конюшней в поместье родителей Эльги и работой в вагонном депо. Уже перешел на полставки, но это мало помогало. Валериан ему посочувствовал, но вникнуть в подробности не успел — к воротам подъехал знакомый автомобиль.

Мерзавец Розальский, спевшийся с вороватым Светозаром, и пытавшийся устроить покушение на его драгоценную персону, явился в гости. Да не просто, а с сыном — что исключало первоначальный план прямо сразу дать Розальскому в ухо, заставляя раскаяться.

Мелкий волчонок в длиннополом зимнем пальто выбрался из машины, пыхтя, вытащил с заднего сиденья цветочный горшок. Маленькая елочка, наряженная крохотными шариками, заманчиво сверкала. Лютик, выглянувший из калитки, прилип взглядом к сияющему сокровищу. Волчонок донес елочку до ворот, поставил на снег, протянул Лютику ладошку и представился:

— Влас Анджеевич Розальский.

— Лютобор, — скромно ответил Лютик и пожал протянутую ладонь.

Влас Анджеевич поднял елку и сообщил:

— Лютобор, это вам и вашему семейству. С наступающим Днем Изгнания Демона Снопа.

— Заносите, — благосклонно кивнул Лютик и широко распахнул калитку.

— А ты подожди, — проговорил Валериан, заступая дорогу Анджею. — На улице пока постоим.

Брант, почуявший, что дело пахнет керосином, быстро сбежал к себе.

— А в чем проблема, я не понял? — нагло спросил Розальский. — Ты как будто не рад меня видеть.

— Забыл чудесный план? По башке, свяжем, увезем. Положим на недельку в подвале.

— Так не дали же! — удивился Анджей. — Ты хуже прокурора! За намерение не судят.

— Я тебе сейчас покажу прокурора! — пообещал Валериан и прыгнул, роняя рослого волка в снег — чтобы исключить весовое преимущество.

Глава 10. Адель. Еловый бор

Нельзя сказать, что Адель не видела доброты. Ей помогали — чаще те, от кого не ждала. Но разница в доброте родителей Джерри и отца Валериана была заметна невооруженным глазом. Жрец Мельхор мог помочь даже во вред себе, действовал, думая только о благе спасаемого. Остальные руководствовались собственными интересами, жертвуя нуждающемуся необременительные крохи. Именно поэтому Адель почувствовала себя как замерзающая, внезапно оказавшаяся возле горячей печи — отец Валериана так щедро одарял ее добротой и любовью, не требуя ничего взамен, что ей временами становилось душно. Не хватало глотка ледяного недоверия, заставлявшего держаться в тонусе.

У Лютика таких проблем не было. Он купался в волнах всеобщего обожания, обдирал прихожан, как липку — одних прищепок насобирал полтора ведра, причем ведра тоже были пожертвованные. Адель пыталась протестовать, отбирала и прятала полотенца и скатерти, возвращала хозяевам любые бусы и браслеты