Весь Дэн Браун в одном томе - Дэн Браун

— Логично, — согласилась Виттория. — В противном случае никому не пришло бы в голову его искать.

— Да. Но даже зная в принципе о существовании Пути, они не имели понятия о том, где он начинается. Рим — огромный город.

— Согласна.

Лэнгдон перешел в другой проход и, не переставая говорить, продолжил изучение табличек.

— Примерно пятнадцать лет назад некоторые историки из Сорбонны, так же как и я, обнаружили несколько писем иллюминатов, в которых содержались упоминания о segno.

— О знаке? О том, что Путь просвещения существует, и о месте, где он берет начало?

— Именно. С тех пор некоторые из тех, кто изучает историю ордена, включая меня, нашли и другие ссылки на segno. Согласно некой теории, ключ к поиску начала Пути есть, и Галилей изыскал такой способ сообщить о нем коллегам-ученым, что Ватикан так ничего и не узнал.

— Ну и где же находится этот ключ?

— Мы до конца не уверены, но скорее всего указание на то, где его искать, появилось в одном из печатных изданий. Галилей за долгие годы опубликовал множество книг и научных бюллетеней.

— И их, вне всякого сомнения, внимательно изучал Ватикан. Разве это не опасно?

— Согласен, что опасно. Тем не менее информация о segno получила распространение.

— И никто из врагов иллюминатов эту информацию так и не смог расшифровать?

— Не смог. Любопытно, что, где бы ни упоминался знак, будь то в дневниках масонов, письмах иллюминатов или в старинных научных журналах, речь шла преимущественно о цифрах.

— 666?

— Нет, — улыбнулся Лэнгдон. — Там говорится о числе 503.

— И что же оно должно означать?

— Никто из исследователей так и не смог дать внятного объяснения. Я, зачарованный этими цифрами, крутил их так и сяк, пытаясь определить, что может означать число 503. Я примерял его к науке, именуемой «нумерология», сверял с географическими картами, широтой и долготой… — Лэнгдон, продолжая говорить, дошел до конца прохода и свернул за угол. — Единственным ключом к пониманию, как мне казалось, могло быть то, что число начиналось с цифры 5 — одной из священных цифр сообщества «Иллюминати».

— Сдается мне, что недавно вы догадались о ее значении. Поэтому мы здесь?

— Верно, — ответил Лэнгдон, испытывая редкое и на сей раз вполне законное чувство гордости за свое открытие. — Вы что-нибудь слышали о книге Галилея под названием «Диалог»?

— Естественно. Ученые считают эту работу великолепным образчиком измены научным принципам. Тем она и знаменита.

Сам Лэнгдон ни за что не стал бы употреблять слово «измена», но он прекрасно понимал, что хотела сказать Виттория. В самом начале 30-х годов XVII столетия Галилей хотел опубликовать труд о гелиоцентрической модели Солнечной системы, предложенной Коперником. Но Ватикан не разрешил выход книги, требуя, чтобы автор включил в нее столь же убедительные доказательства истинности принятой церковью геоцентрической модели. Эту модель Галилей считал абсолютно неверной, но выбора у него не было, и он выполнил требование церковников, написав книгу, в которой истинной и ложной моделям Солнечной системы было уделено одинаковое внимание.

— Вам должно быть известно и то, что, несмотря на этот компромисс, «Диалог» был признан ересью и Ватикан поместил ученого под домашний арест.

— Ни одно доброе дело, как известно, не остается безнаказанным.

— Верно, — улыбнулся Лэнгдон. — Но Галилей был человеком упорным. Сидя дома под арестом, он тайно создал еще один, гораздо менее известный труд, который ученые частенько путают с «Диалогом». Эта книга называется «Discorsi», что в данном случае означает «Трактат».

— Я слышала о ней, — кивнула Виттория. — Ее полное название — «Трактат о приливах».

Лэнгдон даже остановился, настолько поразило его то, что девушка знакома с малоизвестной публикацией о движении планет и его влиянии на морские приливы.

— Хочу сообщить вам, — увидев его изумление, сказала Виттория, — что вы, беседуя со мной, имеете дело с экспертом по физике моря. И кроме того, мой отец боготворил Галилея.

Лэнгдон рассмеялся. Однако искали они вовсе не этот трактат. Лэнгдон сказал, что Галилей, находясь под домашним арестом, написал не только «Трактат». Историки считают, что за это время из-под его пера вышла и небольшая брошюра под названием «Диаграмма».

— Полностью труд называется «Diagramma della Verita», — уточнил Лэнгдон. — «Диаграмма истины».

— Никогда о ней не слышала.

— И неудивительно. «Diagramma» была одним из самых секретных трудов Галилея — своего рода обзором научных фактов, которые он считал истинными, но о которых не мог писать открыто. Рукопись, как и некоторые другие до этого, была тайком вывезена из Рима друзьями ученого и без всякого шума опубликована в Голландии. Брошюра стала страшно популярной в тайных научных обществах Европы, а Ватикан, прослышав о ней, развернул кампанию по ее сожжению.

— И вы полагаете, что эта книга содержит ключ к разгадке? — спросила Виттория, у которой рассказ ученого вызвал неподдельный интерес. — Ответ на то, где искать segno, информацию о Пути просвещения?

— Думаю, что это именно так. Более того, я в этом практически уверен. — Лэнгдон зашагал вдоль стеклянной стены третьего хранилища, по-прежнему вглядываясь в таблички на полках. — Архивисты, — продолжал он, — искали книгу многие годы. Но, учитывая проведенную Ватиканом кампанию по ее уничтожению и низкий уровень сохранности, можно предположить, что труд Галилея исчез с лица земли.

— Уровень сохранности? — переспросила девушка.

— Говоря по-простому — прочности. Архивисты делят прочность и, таким образом, возможность сохранности всех документов на десять степеней. «Диаграмма» была напечатана на рыхлом папирусе, похожем по структуре на современную туалетную бумагу или бумажные салфетки, если хотите. Такой материал мог просуществовать максимум сто лет.

— Но почему они не использовали более прочный материал?

— Так велел Галилей. Он хотел таким образом защитить своих сторонников от возможной опасности. В случае обыска ученому достаточно было бросить брошюру в ведро с водой, чтобы она превратилась в бесформенную массу. Для уничтожения улик это была превосходная идея, но для архивистов она оказалась просто катастрофой. Считается, что только один экземпляр книги смог пережить XVIII век.

— Всего один? — переспросила сраженная его словами Виттория. — И неужели этот единственный экземпляр где-то здесь?

— Он был конфискован в Голландии вскоре после смерти Галилея. Я в течение многих лет умолял Ватикан разрешить мне на него взглянуть. Я начал слать сюда письма сразу, как только догадался, что в нем содержится.

Виттория, словно прочитав мысли Лэнгдона, принялась изучать надписи на полках другого хранилища, что вдвое ускорило процесс поиска.

— Спасибо, — сказал американец. — Ищите указатели с упоминанием о Галилее, ученых или науке. Вы поймете, что нам нужно, едва увидев соответствующие рубрики.

— Хорошо, но вы мне так