Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рогозинский рассмеялся:
— Слушай, ну это же антинаучный бред! Ты вроде взрослый человек, племяш, член партии, а во всю это херомантию веришь? — конечно, через «е», и тут меня понесло.
Не знаю, как насчет хиромантии, но по внешнему облику человека о нем можно узнать многое, верно? Так, например, мимические морщины расскажут вам о характере, а руки… А руки тоже могут поведать массу интересного.
— Иван Степанович, а дайте-ка мне вашу правую руку, — обратился я к Рогозинскому.
— Что — гадать будете? — усмехнулся он, но руку протянул.
Я внимательно глянул на его цепкую, широкую пятерную, осмотрел ногти, фаланги пальцев, структуру и цвет кожи, расположение мозолей, наличие шрамиков и других старых и новых травм… Нет, я не был специалистом в области хирономии (не путать с хиромантией, это как астрономия и астрология — две большие разницы), но по верхам нахватался того-сего. Так что, увидев всё, что хотел, начал вещать:
— Вам стоило бы сменить секретаря. Зачем на таком крупном и важном предприятии такой нерасторопный специалист? Только личное время теряете, как будто у вас нет других дел, чем этой канцелярщиной маяться…
Рогозинский и Вагобушев удивленно переглянулись, а я убедился, что тут попал в десятку, и потому продолжил:
— А вот с женой вам, товарищ Рогозинский, стоит расставить все точки на «ё». Так долго продолжаться не может, сами понимаете. Поговорите как взрослые люди, не стоит друг друга мучить…
— Постойте, но как вы… — Иван Степанович, кажется, стремительно начал трезветь.
Я не останавливался:
— Да и вообще — вы ведь особой любви к электрике и электронике не питаете, да и вообще — со сложной техникой не очень ладите. Тогда почему вас именно сюда назначили? Чтобы убрать неугодного человека? Вы ведь строитель по специальности, да?
Рогозинский и Вагобушев явно были в нокауте.
Нет, такие штуки-дрюки работают только в самых общих чертах, да и то при изрядной доле везения. Как он там говорил — антинаучно? Я бы сказал — псевдонаучно.
Мозоль на последней фаланге среднего пальца говорила о том, что он много и часто пишет от руки. Вряд ли он ваяет бестселлер темными осенними вечерами, не похож он на писателя, слишком нормальный. Так что — эти весьма характерные для школьников и студентов отметины могли сказать только о том, что с документами у него в приемной бардак, и ему приходиться чирикать самому. Дружил бы с техникой — освоил бы машинку, ан нет… Но тут бабушка надвое сказала, мог и ошибиться.
Кожа у Рогозинского была того типа, который загорает при первом прикосновении солнечных лучей. При такой коже под обручальным кольцом остается хорошо заметная белая полоска. Кольцо имелось, полоски — не было. Ездил на отдых и снял? Угадайте зачем?
А что касается специальности — то тут вообще всё довольно просто. Пусть он и начальник, но судя по тому, как управлялся с моим окном — руками работать не боится. И уж поверьте, если человек действительно профессионал — он и дома и у знакомых будет крутить проводку или ставить стекла. А травмы электрика, или — электроника от повреждений, которые ежедневно наносит своим пальцам и кистям рук строитель или автомеханик, как и въевшиеся частички используемых веществ, таких как, например, канифоль или цемент, остаются и вовсе на долго, несмотря ни на какие перчатки-рукавицы…
Рогозинский молча встал и пошел курить. А Вагобушев аккуратно потрогал травмированное ухо и спросил:
— Слушай, а откуда ты узнал, что он спит с секретаршей? И что, это получается правда, что его из Ставрополья перевели, потому что с глаз долой убрать хотели?
Теперь настало время охренеть уже мне. Вот так и рождаются легенды, черт бы их побрал.
Глава 22,
в которой приезжает Машеров
Автор абсолютно не претендует на историческую достоверность портрета Петра Машерова, не собирается вступать в споры по этому поводу, приносит искреннние извинения всем, кому не угодил в этом вопросе и подчеркивает — эта книга является художественным вымыслом по мотивам реальных событий и людей, не более того.
Петр Миронович не любил вертолеты, считал их барством. Зато — очень любил колесить по республике, навещать самые отдаленные ее уголки. Благо, Белорусская ССР — страна компактная, эдакий неправильный пятиугольник 560 на 650 километров. Могло бы быть и поболее, если бы Белосток в свое время остался как ему и положено — белорусским… Ну, это дела давно минувших дней, а на данный момент Минск, столица республики, располагался практически в самом центре Синеокой. До самой отдаленной окраины напрямую — километров триста, учитывая особенности дорожной сети и рельефа — максимум триста пятьдесят.
Вот и летал по дорогам шоссейным и проселочным скромный кортеж батьки Петра, из двух-трех легковых автомобилей с бешеной скоростью — сто пятьдесят километров в час. Какой же русский не любит быстрой езды, даже если он белорус из-под Витебска?
Два часа — и на месте! Главное — чтобы автомобили были в порядке, и водитель носом не клевал, а то и до беды недалеко… Водитель у Петра Мироновича был опытный, старый шоферюга. Некоторые считали — слишком старый. И радикулит у него, и зрение слабое… Но Машеров брать на его место кого-то помоложе не спешил — жалко человека, пускай бы до пенсии доработал… Он вообще очень ценил людей и действительно болел за них душой.
* * *
Пока я стоял на проходной завода, и наблюдал, как кортеж батьки Петра, на бешеной скорости влетает на улицу Снежкова, и машины, лихо затормозив, паркуются у самого у самого заводоуправления, в голове моей всплыли строчки, которые приписывали Петру Мироновичу: «Не столько надо самому знать и уметь, сколько видеть хорошее в других людях. Тогда и сам будешь многое значить. Вот моя мораль, вот мой принцип. Поэтому если я и сержусь на людей, я всё равно их жалею и люблю. Поэтому я живу. Я очень люблю людей. Я ведь любому человеку могу все зубы выбить. Но я же ему потом и другие вставлю — лучшие, более верно действующие. Я очень люблю людей…»
Машеров хлопнул дверью автомобиля энергично, стремительной походкой приблизился к Волкову и радушно с ним поздоровался. Как будто и не было у него проблем с артериальным давлением, и не удаляли ему почку… Старая партизанская закалка! Гвозди бы делать из этих