Наваринское сражение. Битва трех адмиралов - Владимир Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В стороне от остальных собрались Авинов, Свинкин и Богданович. Капитаны пили черное как деготь кипрское вино. Командир «Иезекиля» делится своими впечатлениями от недавней встречи с командирами британских кораблей.
– Британцы не скрывают, что, несмотря на все уважение к нам, они по первому же приказу Уайт-холла изрешетят нас своими пушками! – Иосиф Свинкин был мрачен.
– Неужели в Лондоне могут решиться на такое? – пожал с сомнением плечами Авинов.
– А почему бы и нет! – невесело усмехнулся командир «Невского» Лука Богданович. – В большой политике друзей не бывает, есть лишь выгода!
Русские капитаны были недалеки от истины. И пусть на Мальте еще гремели беспрерывные празднества, все больше с каждым днем становилось очевидным, что в большой политике Лондон и Петербург расходятся все дальше и дальше друг от друга.
Еще не закончились празднества, а Кодрингтон уже получил первую неприятную весть из Лондона. То было письмо его старого друга лорда Инджестра. Он писал о Наварине: «Известие это вызвало, по-видимому, величайшее удивление, и ни в ком не возбудило оно его в такой степени, как в министрах его величества. Мне говорили, что все это им не нравится, что вы поторопились».
– Чем они там, в Лондоне, думают, неизвестно! Ведь Наварин – это первый шаг к освобождению Греции! Это честная победа! – пожал плечами Кодрингтон, пряча письмо в походный секретер, но в душе вице-адмирала уже скребли кошки…
В те дни граф Гейден писал президенту Греции Каподистрии: «Адмирал Кодрингтон, которого принципы, чувства и виды так же непоколебимы, как и его военная храбрость, смотрит со спокойствием, но с сожалением на колебания своего правительства касательно восточного вопроса. Уже прошло несколько недель, как его оставляют без всяких новых инструкций, а до тех пор он не желает, да и не может предпринять что-либо решительное…»
Гейден выражался уклончиво, как ему велели правила дипломатии. На самом же деле все обстояло куда хуже!
Несмотря на бурную радость британского народа в связи с одержанной при Наварине победе, официальный Лондон встретил известие о разгроме турецкого флота более чем кисло. Наварин спутал все карты деятелям Уайт-холла, свел на нет усилия всех последних лет. В кулуарах правительства обсуждался даже вопрос о предании Кодрингтона суду. Но на такой шаг все же не решились, боясь реакции союзников. Георг IV был в настоящей ярости. Вынужденный представить Кодрингтона к награде, он зло бросил первому лорду Адмиралтейства герцогу Кларенсу:
– Я посылаю ему ленту ордена Бани, хотя на самом деле он заслужил намыленную веревку! Выждите пару месяцев и убирайте его с должности командующего Средиземноморской эскадрой! Этот Наварин для всех нас очень неприятная неожиданность!
Первый лорд лишь склонил голову. Ему было ясно, что отныне с карьерой Кодрингтона покончено навсегда.
Современник писал: «Английское правительство, взглянув на аптекарские свои весы выгоды и невыгоды, и измеряя неравенство сил двух империй (России и Турции. – В.Ш.), и зная, на какой стороне будет перевес, выветривая прежний жар свой в пользу Греции, начало обвинять адмирала Кодрингтона в истреблении турецкого флота. Им, как это теперь видно, хотелось, не ослабляя вдруг Турции, слегка действовать в пользу Греции, из коей они надеются, утомив своих союзников, составить новую Ионическую колонию. Им не хотелось истреблять силы отоманские, но беречь их для России».
Честный и прямодушный Кодрингтон даже не скрывал от Гейдена своего возмущения реакцией Лондона на Наварин.
– Посмотрите, граф, – показывал он Гейдену присланную из Англии бумагу. – И Веллингтон, и весь Сент-Джеймсский кабинет, кажется, совсем потеряли чувство реальности! Вместо поздравлений и новых инструкций они шлют мне лишь вопросные пункты касательно наваринского дела! Но ведь так поступают лишь при судебном разбирательстве! Неужели я преступник?
Очень всполошился, получив известие об итогах Наварина, и британский посол в Турции Стратфорд. Он не только срочно выехал в Лондон, миновав стороной Мальту, но не удостоил Кодрингтона даже короткой записки. В Лондоне посол усиленно распространял слухи о бесполезности, и даже вредности, наваринской победы. Вскоре уже одно упоминание о Кодрингтоне вызывало у британских политиков приступы мигрени.
Английского короля можно было понять: дипломатическая игра с Россией была им проиграна вчистую, ведь приняв участие в Наваринском бою, Англия уже не могла на виду всей Европы сразу же совершить головокружительный бросок в стан российских врагов. Отныне ей предстояло по меньшей мере несколько месяцев следовать в кильватере России. О, как это было унизительно для гордых и надменных сынов Туманного Альбиона!
Единственное, что пытался сделать в своем незавидном положении Кодрингтон, так это пытаться доказать, что не он, а турки первыми напали на него, а он являлся лишь стороной обороняющейся. В свое оправдание вице-адмирал приводил и свои многочисленные послания Ибрагим-паше, и вероломное убийство турками двух английских парламентеров. Но толку от этого было мало. Кодрингтона обвиняли ни мало ни много – в предательстве английских интересов на Средиземноморье…
В Наварине была и оборотная сторона медали. Это – та поспешность, с которой Кодрингтон и де Реньи, не успевшие еще как следует узнать друг друга и Гейдена, выступили с удивившим мир единодушным мнением в вопросах о мерах воздействия на Порту. Если бы эта поспешность вызывалась их искренним стремлением помочь грекам, этого нельзя было бы поставить им в упрек. Но в действительности здесь было нечто другое: взаимное недоверие адмиралов друг к другу и опасение каждого из них, как бы Гейден не начал дела без них. Правда, все три адмирала должны были руководствоваться Лондонским трактатом. Но, во-первых, у Гейдена, как и предполагали оба адмирала, были полномочия действовать и без соглашений с ними, а во-вторых, самое известие о приходе в греческие воды русской эскадры уже вызвало у греков проявление самых восторженных чувств по адресу России, а ее инициатива в оказании поддержки грекам установила бы в греческом вопросе русский приоритет и соответственно подорвала бы влияние Англии и Франции. Вот почему, не дав Гейдену времени освоиться на месте с положением дел, и Кодрингтон, проявивший самую искреннюю солидарность во взглядах с Гейденом, даже вразрез с видами своего правительства, и де Реньи поспешили воспользоваться первыми же днями по присоединении к ним русской эскадры. Совместное выступление морских сил Англии, Франции и России одинаково на все три державы распространяло ожидавшиеся выгоды будущей победы.
В ситуации, когда всеми началось осмысление итогов происшедшего в Наваринской бухте, не остался безучастным и битый Ибрагим-паша. Потерпев полное поражение на поле брани, он теперь стремился взять реванш в политической схватке, уничтожить ненавистного ему Кодрингтона и вбить клин между союзниками. Сын египетского властителя с удовольствием встречался с европейскими журналистами и гневно обличал вероломство Кодрингтона.