Колибри - Кати Хиеккапелто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слово «Уицилопочтли» говорит ли тебе что-нибудь? – спросила Анна.
Вирве посмотрела на нее с ужасом в глазах, сжалась на стуле и натянула рукава.
– Что это? – тихо спросила она.
– Да кто его знает, – ответила Анна, наблюдая за Вирве, которая не могла скрыть потрясения, но за ним было еще кое-что: девушка была напугана до смерти.
Бихар во дворе школы. Одна. Темный платок обернут вокруг головы, черный тренч и джинсы. Спит, опершись о желтую стену. Не замечает Анны, сидящей в машине без опознавательных знаков полиции на другой стороне улицы. Радио выплевывает бессмысленную чепуху. Анна выключает приемник.
В свое время Анна училась в другом лицее. Этот куда лучше. Средний балл, дающий призрачную надежду на поступление, год за годом не опускается ниже 9[47]. Анна училась поблизости от дома, хотя ее средний балл позволял поступить в куда более престижное заведение, но ездить в школу на автобусе Анна не хотела, да и на спорт уходило много времени. В школе Койвухарью были хорошие учителя, дававшие приличные знания, а еще можно было посещать факультативные занятия. Этого хватало, и ей ни разу не приходилось сожалеть о своем выборе.
Бихар шелохнулась. В ее сторону через двор идет высокий худой парень. Она достает телефон и начинает в нем рыться. Парень подходит совсем близко, но Бихар не отрывает глаз от телефона. Парень тоже делает вид, будто не видит ее, хотя стоит совсем рядом. Секунда, две, три. Бихар кивает. Парень уходит.
«Вот оно как, бедняжки, – подумала Анна. – Бедные дети без надежды на счастье».
Анна вышла из машины и пошла в сторону школы. Бихар увидела ее и, казалось, хотела уйти, но осталась. Краем глаза Анна заметила, что тот же парень наблюдает за ситуацией, растворившись среди остальных.
– Тебя не берут в компанию? – спросила Анна.
– У моих друзей сейчас два урока подряд, без перемены, – ответила Бихар.
– Что за парень к тебе подходил?
– Не знаю. Спросил, сколько время.
– У него проблемы со зрением? Вон же часы на стене.
– Может, и так. Я тоже удивилась.
– Кто он? Твой друг?
– Я не помню, как его зовут, правда.
– Ясное дело. Как дома?
– Все в норме.
– Чем занимаешься вечерами? Тебя отпускают погулять?
– Мне это не интересно. Я занимаюсь.
– Твои родители отпускают тебя в школу, зная, что я за вами наблюдаю?
Бихар пожала плечами и надула пузырь из жвачки. Зазвенел звонок.
– Ты не врубаешься, – прошипела Бихар и пошла к зданию школы.
Парень куда-то исчез.
Анна хотела переговорить и с ним. По идее, ей нужно пойти в школу, найти кого-нибудь из учителей и расспросить о том парне, но она не могла. Не сейчас.
Сейчас нужно уходить.
Опять наваливается.
Опять двуглавый орел.
Заехав на парковку в полицейское управление, Анна почувствовала, что ей тяжело дышать. Она ослабила ремень и открыла окно, но легче не становилось. Выступил пот. «Ну вот, опять началось, – подумала она. – Дыши глубоко и успокойся!»
Анна закрыла глаза. Попыталась подумать о чем-нибудь совершенно другом, но видела только тело истерзанной девушки на берегу реки, а дальше, насколько хватает глаз, груды мертвых тел.
«Девушка, подумай о чем-нибудь хорошем!
Бихар ничто не угрожает.
Это все навязчивые идеи.
Это не нормально: все свое свободное время наблюдать за девчонкой, которая, согласно всем фактам, находится в полной безопасности.
Я становлюсь сумасшедшей из-за всего этого и уже не вижу, где истина, а где ложь.
Может, оставить наконец?
Попытаться поспать.
И начать бегать».
Анна отогнала страшные образы и представила себя на беговой дорожке. Понемногу она успокоилась, смогла выйти из машины и пошла в отдел.
Рауно сидел за компьютером почти круглые сутки. Его рабочий стол был завален бумагами со всевозможной информацией про ацтеков. Он нашел в США две секты, исповедовавших культ ацтекских богов. Одна базировалась неподалеку от Сан-Франциско на старой ферме, состояла из пятнадцати активистов, другая находилась на американском юге, ее несколько членов подвергались постоянному давлению со стороны представителей других религиозных общин. Между ними поддерживалась некоторая связь, видимо, меньшую основали несколько отколовшихся семейств. Обе находились в поле зрения спецслужб США, но входили в список не представляющих опасности для общества. Их представители никогда не оказывались втянутыми ни в какие экстремистские действия или замечены в подстрекательстве к таковым. На землях секты из Сан-Франциско пять лет назад проводился съезд хиппи, и он стал самым крупным организованным ими публичным мероприятием. Прошло без проблем. У Рауно сложилось впечатление, что речь идет о совершенно безобидной компании любителей травки, которые по обкурке занимались сочинительством и выкладыванием в Сеть собственных представлений о религии, скомпонованной из индейских мифов, пантеона богов, жизни в коммуне, культа мира, любви, вегетарианства и так называемых легких наркотиков.
То, на что Рауно обратил внимание, было ссылкой на интернет-магазин на общем сайте этих сектантов, предлагавший экологически чистый киноа и спельту, но еще плакаты, тарелки и украшения с изображением Уицилопочтли – точь-в-точь как найденные в карманах Рийкки и Вилле. Проблема заключалась в том, что на сайте отсутствовали контактные данные, а был лишь бланк заказа. «Типичный левый интернет-магазин, каких много», – подумал Рауно и заказал на свой домашний адрес пакетик крупы, какую индейцы уже тысячи лет возделывают в Южной Америке. В раздел «Any questions?»[48] он вписал, что хотел бы пообщаться насчет крупного заказа.
«Нам следует обратиться к Центральной криминальной полиции за помощью в международных вопросах, – подумал Рауно, – но просто не хватит на это времени». Он написал письмо Вирккунену, может ли тот максимально быстро решить проблему, выключил компьютер и начал растирать уставшие глаза, затем поднялся и размял затекшие плечи. «Может, попросить Нину сделать массаж?» – подумал он, зная, что не будет этого делать – нет смысла. Нина даже случайно не прикасалась к нему уже целых полгода: ни объятий, ни поцелуев, вообще ничего. Чего говорить о сексе.
А Рауно жутко хотелось трахаться. Он подумал о супружеской измене, он думал об этом каждый божий день, но еще больше он думал о Нине, какая она была еще недавно: прекрасная хохотушка, удивительная, нежная, сексуальная, такая ненасытная – его малышка Нина.