Тёмные времена. Наследники Александра Невского - Илья Куликов

Встреча их произошла в присутствии множества челяди. Откровенно поговорить о чем-то было сложно. Ксения и Семён обменялись подарками и вместе отобедали.

– Так, значит, в Новгороде, как я поняла, не всё спокойно?

– Да, княгиня-матушка. Когда я уезжал оттуда, то наместник Юрий от имени князя начал беззаконие творить. Всем у него заправляет какая-то неизвестно откуда взявшаяся литовка по имени Ядвига.

– И чем не люба она новгородцам?

– Да это не женщина, а сущий дьявол! Помнишь Марткиничей? Так вот, она выгнала их из терема. Пришла вместе с князем во хмелю и выгнала, сказав, что виновен он перед великим князем. А вину не сказала.

– Вот так вот сама пришла и выгнала? – спросила Ксения, которую очень заинтересовала литовка.

– Нет, конечно. Не сама, а использовала для этого Юрия Андреевича, наместника нашего. Он выгнал. Явился средь бела дня с двумя десятками воинов и выгнал, словно собаку безродную.

Ксения понимала, что, поскольку разговор ведётся в присутствии многих людей, то завтра о нём будут рассказывать на всех перекрёстках. С того момента, как она стала княгиней, ей пришлось сильно измениться. Первое, что ей внушили, заключалось в том, что нельзя позволять даже самым благородным чувствам взять над собой верх.

– А в чём твой интерес, Семён Михайлович? Я спрашиваю потому, что сейчас я не сестра твоя двоюродная, а княгиня владимирская. Ты пришёл сюда и прилюдно во всем обвиняешь наместника Юрия Андреевича, князя Суздальского, моего племянника. Отвечай, в чем твой интерес?

– Мой интерес торговый, княгиня-матушка. Если так вот могут терем отобрать за просто так, то как вообще дела вести? Когда супруг твой вступал на княжение в Новгород, была заключена грамота. Великий князь крест целовал, что не будет карать невиновных.

– Если наместник отобрал дом и имущество у боярина, значит, имел на это все основания, Семён Михайлович. Он терем себе забрал?

– Нет, – растерянно ответил Семён, который надеялся в лице двоюродной сестры найти поддержку, – он его этой змее отдал.

– Встань, боярин, и пойди умойся! Ты как смеешь человека наместника при всех змеёй называть? – Княгиня Ксения изобразила на лице высшую степень возмущения.

Семён Михайлович послушно встал, вышел из-за стола и стал ждать, когда принесут воду, чтобы он мог умыться.

Ксения с грустью понимала, что во всем прав двоюродный брат её. Но она чётко уяснила за почти пять лет брака, как себя вести. Никто даже подумать не должен был, что она держит сторону брата. Нельзя, чтобы за её столом кто-то хоть самого захудалого Рюриковича оскорблял. Только на преклонении перед потомками Рюрика и держится власть. Стоит людям усомниться в их особенности, и вспыхнут бунты. Иностранные князьки полезут со всех сторон. Никто не может сквернословить на князей.

– Княгиня-матушка, – сказал Семён Михайлович, умывшись, – не доводи дело до беды! Если наместника Юрия не унять, вспыхнет бунт. Ты сама из Новгорода и знаешь народ наш! Скоро уже зазвенит вечевой колокол!

Ксения очень не любила, когда кто бы то ни было напоминал ей о её происхождении. Конечно, дочка брата посадника давно доказала всем свою способность править, но её положение во Владимире было по-прежнему весьма шатко. Основной проблемой было то, что у неё до сих пор не было сына. А значило это очень многое. Скоморохи высмеивали её за это, называли бесплодной или сухой яблонькой, несмотря на то, что она родила дочь.

– Ты, Семёнка, совсем глупый! Если жители Новгорода взбунтоваться вздумают, то можешь так им и передать, что великий князь придёт и кровью зальёт город-изменник.

– Сама себя, Ксения, послушай! Это же твой родной город! Это твои друзья и родичи!

– У меня вся Русь – Родина! И волею Бога поставлена я рядом с князем, чтобы не выделять города. Мне и Суздаль, и Переславль Родина.

Тяжело давались эти слова Ксении. Будь она в действительности всесильной княгиней, тотчас вскочила бы она на коня верхом, как мужчина, и неслась бы в родной город, чтобы прогнать Юрия и вернуть Марткиничу его дом. За волосы вытащила бы она эту змею литовскую. Но всё было куда сложнее.

При дворе появился некий арифметик по имени Август. Всё больше и больше влияния получал он на её супруга. Август давал ему, на её взгляд, скверные советы, которые делали положение великого князя очень нестабильным.

Семён Михайлович был поражён таким приёмом. Всю дорогу от Новгорода он только и похвалялся перед спутниками о своём родстве с княгиней и о том, что в раннем детстве они и вовсе играли все вместе. Горькое разочарование перерастало в откровенную злобу на родственницу. Вот змея! Отец мой княгиней ей стать помог, а она такой чёрной неблагодарностью за это отплатить вздумала.

Ливонская армия через два дня после того, как пал Изборск, оказалась под Псковом. Город Псков был хорошо укреплён и подготовлен как к длительной осаде, так и к штурму. Лазутчики магистра донесли ему о том, что почти все мужчины Пскова взяли оружие в руки и все жители поклялись умереть, но город не сдавать.

Сначала ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Отто фон Роденштейн думал предложить псковичам капитуляцию, так как понимал, что Псков – это вовсе не Изборск, и цену за его взятие придётся заплатить немалую. Магистр знал, что новгородцы не придут на помощь Пскову. Во всяком случае, не сразу придут. А к тому времени, когда жители Новгорода должны были выступить, он планировал уже подчинить город.

Холодным утром, когда ещё не до конца понятно, зима на дворе или осень, Отто фон Роденштейн с десятью рыцарями выехал и направился по направлению к воротам Пскова.

– Я ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Отто фон Роденштейн! Желаю говорить с вашим князем!

В ответ в рыцарей полетело несколько стрел, а со стен послышались крики и брань.

– Если вы не выйдете для переговоров, то я начну штурм.

Отто фон Роденштейн не мог понять русских. Конечно, князь и бояре могли понимать, что город – крепкий орешек, но простые люди должны были испугаться великой мощи Ордена.

Ландмейстер простоял под стенами минут пятнадцать, но никто навстречу ему так и не выехал. Рыцари повернули коней и поскакали к своему воинству.

Довмонт и его ближники смотрели со стен на дворян Божьих.

– Что, князь, думаешь, завтра на штурм пойдут?

– Не знаю, Гаврила, – ответил князь одному из своих воевод, – думаю, что кровь польётся рекой, и реку эту мы остановить не сможем.

На следующее утро было очень холодно. Морозец щипал щеки и защитников, и наступавших. Ливонское воинство наступало, монотонно шагая в ногу.

– Красиво идут, князь, прям загляденье. Вот если выживем, надо и наших ратников учить ходить так. Кажется, что и дышат они в такт.

Огромные камни в четверть и более человека полетели в стены и врезались в каменную кладку. Со стен в воздух взвились сотни стрел, и свист от них был настолько сильным, что казалось, будто пошёл ливень. В тот же миг послышались первые стоны и крики. Большинство стрел угодило в щиты, но некоторые все-таки нашли свою цель. С задних рядов ливонской рати на залп ответили залпом, и на стенах тоже послышались крики и вопли.