Человек у руля - Нина Стиббе

– И куча вот этого, смотри, – показала сестра, – что это такое?

– Табак, – сказала мама. – Я сердиться не буду, – сказала мама, – но кто-нибудь из вас брал ветчину и табак в магазине мисс Вудс?

Мы ответили, что определенно не брали. Но она знала, что это не мы, еще до того, как задала вопрос.

– Как он мог съесть столько ветчины? – громогласно вопросила она.

– Он и в самом деле любил ветчину, – сказала сестра.

– Но фунты и фунты ветчины? – Мама в ужасе покачала головой.

Мы уже давно прекратили есть все, что походило на ветчину. Сестра как-то пообщалась с молоденькой продавщицей, и та сказала, что если вы не видите, к какой части тела относится мясо – например, ножка или крылышко, – то, скорее всего, это всякие измельченные жилы, и ноздри, и губы, и т. д.

Но мы и раньше не жаловали ветчину. Она бывала трех типов: традиционный окорок в хлебных крошках с имбирем, который словно прибыл из «Сказки о двух вредных мышках»; ливерная ветчина выглядела простецки, и ее явно без всякого смущения делали из обрезков губ и сухожилий, подсыпав овсянки; наконец, худший сорт – язык, целый язык, выдернутый из горла и выглядевший ужасающе гротескно. Стоя между холодильником и резательной машинкой, мисс Вудс прижимала эти страшные куски мяса к своей груди, словно больших жирных младенцев.

Помимо обычных причин не любить ветчину (вид, запах и смерть свиньи), мне не нравилось влияние, которая ветчина, похоже, оказывала на жителей нашего прихода. Старушки пешком ковыляли из дальних деревушек за ливерной ветчиной, покупали кусочек и возвращались на следующий же день за новым. Домохозяйки покупали разную ветчину – на сэндвичи для всей семьи в течение недели.

Магазин мисс Вудс никогда не пустовал. Не было такого, чтобы, зайдя в магазин, вы ждали, когда она появится из служебного помещения. Там вечно стояла очередь за ветчиной. И мисс Вудс даже не коптила ее сама. Она покупала ее у того же мясника, что и хозяева кооперативного и сетевого продуктового магазинов. Но людям нравилось стоять в очереди за ветчиной и смотреть, как мисс Вудс сражается с ней, кромсая на ломти.

Меня раздражала популярность ветчины, ведь не было в ней ничего особенного, а еще меня раздражало, что она заполонила наш счет, хотя мы терпеть ее не могли.

Сестра напомнила маме, что ей следует обратиться за советом по поводу счетов и прочего к бухгалтеру. Сестра знала нужную лексику, потому что мы уже разыграли небольшую, насыщенную информацией сценку из пьесы по этой теме, над которой сейчас работала мама.

Я играла маму, а мама играла папу (точнее, его голос по телефону).

В следующей сцене моя сестра играла бухгалтера, мистера Бокса.

Мама, выступая в качестве режиссера, сказала: «Мистер Бокс куда менее радостный, чем ты изображаешь, играй его так, как будто он меня укоряет».

Итак, из пьесы стало ясно, что дела не только обстоят плохо, но и что мама не имеет четкого представления об акциях, боится бухгалтера и, следовательно, точно не знает, насколько отчаянно ее положение. Ничто из этого не оказалось для нас шоком. Просто теперь нужно было думать и об этом.

Я и в самом деле стала думать об этом, и, точно как Шерлока Холмса, меня посетило четкое воспоминание об обыске в доме Лонглейди, что я провела в поисках Буфо, лягушонка. Тогда я заметила кое-что такое, что тогда меня не заинтересовало, неважную деталь, и зарегистрировала ее в своем мозгу на потом.

И вот что это было – я заметила, что мистер Лонглейди работал за буфетом, который также выполнял роль письменного стола, хотя и узкого, находившегося в коридоре, потому что на месте его кабинета устроили душевую для миссис Лонглейди. Мистер Лонглейди работал, справляясь с потрепанным старым учебником, который назывался то ли «Бухгалтерский учет по методу “Дюпон”», то ли «Возврат на инвестиции по методу “Дюпон”», что-то в этом роде.

Я рассказала сестре об этом воспоминании и предложила добавить мистера Лонглейди в Список. Я не имела в виду, что он должен встать у руля, или вести с мамой взрослые разговоры, или заняться с ней сексом, но благодаря своему бухгалтерскому образованию он мог помочь ей разобраться в финансах, научить управлять ими и так вывести ее из финансовых затруднений, в которых она, вне всякого сомнения, находилась. Тем более что миссис Лонглейди не будет маячить, поскольку отправится в отпуск своей мечты смотреть на Бостон осенью.

Сестра напомнила, что мистер Лонглейди был включен в Список уже на ранней его стадии, и как раз для таких случаев. Это действительно было так, я просто не замечала этого имени – вот каким мистер Лонглейди был незаметным, хотя в Списке его имя было вписано синей ручкой. Как бы то ни было, мы составили следующее письмо:

Потом, когда трое из четырех Лонглейди благополучно отбыли на встречу с Бостоном, а мы ждали, покажется ли мистер Лонглейди, взволнованная мама вошла в детскую, держа письмо, которое мы ему направили.

– Что это? – спросила сестра, прекрасно зная, что это.

– Это письмо от меня мистеру Лонглейди, – сказала мама.

– А зачем же ты ему пишешь? – спросила сестра.

– Я ему не пишу, я никогда не писала мистеру Лонглейди, но он только что зашел и показал мне это письмо. Кто-то написал ему от моего имени, – сказала мама и добавила, что некто, она даже вообразить не в силах, кто именно, написал мистеру Лонглейди о наших сугубо частных семейных делах.