Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов

Даже официальные показатели жуткого 1937 года, выпячивающие мнимые успехи социалистического строительства, вынужденно демонстрируют убогость этой ситуации: в 1913 году в сельском хозяйстве России было занято 77,4 % ее трудовых ресурсов, а в 1937 году в сельском хозяйстве СССР – 58,7 % его ресурсов (как учитывались здесь ресурсы, задействованные в ГУЛАГе – неизвестно). Позитивные структурные сдвиги, тем не менее, несомнененны. Но тут же (ради подчеркивания других сторон мнимого превосходства СССР) приводятся данные, относящиеся к США в 1930 году: там в сельском хозяйстве было занято 21,3 % трудовых ресурсов страны – это и фермеры, и сельскохозяйственные рабочие, которых тогда было в три раза меньше, чем фермеров[289]!

Исходя из значений абсолютной численности населения (США в 1930 году – 122,8 млн.[290], СССР в 1937 году – 162,0 млн.[291]), имеем очень приблизительную, но выразительную оценку: в исторически сопоставимое время между мировыми войнами в сельском хозяйстве США было занято порядка в четыре раза меньше людей, чем в Советском Союзе! Производили же американцы заведомо больше: попытки Н.С.Хрущева догнать Америку по производству сельхозпродукции так и остались историческим анекдотом – «Берегись корова из штата Айова!»

Поскольку чистая безработица в русских селах возникала редко, то это означает, что десятки миллионов трудоспособных сельских жителей постоянно использовались с огромной недогрузкой, а существовали почти непрерывно на грани голода, нередко переходя эту грань.

Это была гигантская орда озлобленных лишних людей – не каких-то там Онегиных или Печориных, а почти таких же никому не нужных и ничего не могущих производить бездельников, как, например, современные палестинские арабы – аналогия тем более убедительна, что и в российских бедствиях были, как хорошо понятно, виноваты те же евреи – а кто же еще?!.

Бедственное положение было давно прекрасно известно правительству Александра II[292], а также и правительству Николая II еще до Русско-Японской войны[293]. Принципы Столыпинской реформы, начатой только в 1906 году, были очевидны еще за тридцать лет до того. Но для упоминавшихся выше идеологов реформы Петра Шувалова и Валуева, а затем и их преемников Лорис-Меликова и Абазы проведение этой назревшей меры было лишь только предлогом к тому, чтобы под видом ее обсуждения собрать намеченный ими вариант российского парламента, чему Александр II, как упоминалось, противился почти до последних дней своей жизни.

В результате получилось: ни парламента, ни реформы, надеяться на которые при Александре III было просто невозможно; годы его правления – безнадежно потерянные для необходимой модернизации архаичной российской социальной структуры.

А ситуация вовсе не стояла на месте: катастрофическое нарастание сельского населения все продолжалось!

Рост численности сельского населения России создавал немыслимые условия для ее существования. Выходов было в принципе два.

Первый: проводить реформу, избавляющую Европейскую Россию от излишков сельского населения, выталкивая их в города и на слабозаселенные восточные окраины. За это и взялся П.А.Столыпин в 1906 году, а война не только не вытекала из такой политики, но и была ей абсолютно противопоказанна – о чем, как известно, широковещательно заявлял и Столыпин.

Второй: бросить излишки населения в военную мясорубку – традиционный всемирный способ решения любых внутренних проблем с древнейших времен. В этом случае России была вовсе не обязательна и аграрная реформа.

В.К.Плеве[294]считал, что достаточно ограничиться маленькой победоносной войной[295]. Он был не прав: маленькой было недостаточно!

Серьезная, настоящая война действительно способна объединить нацию и практически избавить ее от внутренних противоречий, теряющих актуальность на время войны: в нужное время и колхозники, мобилизованные в армию или вступившие в нее добровольно или ушедшие в партизаны, и обреченные на смерть зека в штрафных батальонах воевали самым решительным образом – не за колхозы и концлагеря, а за жизнь свою и своих близких и за само существование русского народа[296]!

А победа в такой войне действительно возносит авторитет режима и снимает психологическое напряжение от внутренних неурядиц. К тому же не только уничтожаются излишки населения, но и потенциальных оппозиционеров становится существенно меньше – из братских могил не попротестуешь!

Победа 1945 года вознесла Сталина на такую высоту, что он и по сей день прочно занимает позицию величайшего государственного и военного деятеля за всю историю России!

Вести же серьезную, настоящую войну, мог и Николай II.

Несколько забегая вперед, отметим, что стремление к завоевательной стратегии было одним из немногих внутренних стимулов самого молодого царя, для усиления которых вовсе не требовалось дополнительных воздействий никого из его советников. Он был так воспитан с детства: внешнеполитическая агрессивность была символом веры и Александра III, и всего его окружения.

Не удивительно, что именно в этом сын заведомо превзошел своего отца, агрессивность которого фактически оставалась почти что чисто платонической: ни на какое серьезное военное столкновение внешне решительный Александр III так и не пошел, а нерешительный Николай II всегда был готов на любые военные авантюры – об этом имеются красноречивые свидетельства его ближайших соратников.

С.Ю.Витте – в то время министр финансов – комментировал это следующим образом: «У нас в России в высших сферах существует страсть к завоеваниям, или, вернее, к захватам того, что по мнению правительства, плохо лежит»[297]– и далее: «Когда молодой цесаревич неожиданно сделался императором /.../, то естественно полагать, что в душе его неоднократно рождалась мысль о дальнейшем расширении великой Российской империи /.../, о подчинении китайского богдыхана, подобно бухарскому эмиру, и чуть ли не о приобщении к титулу русского императора дальнейших титулов, например: богдыхан китайский, микадо японский и пр., и пр.»[298]