Апокалипсис - Сергей Котов

Мне было, что ему ответить. Как, наверно, любому марсианскому военному. Но я не сдержался. Не стал. Это не имело смысла. Он был мне нужен.

— Ты понимаешь, что тебя ждёт здесь? — спросил я.

— Я пытаюсь быть человеком, — Эльми пожал плечами, — у меня нет другого выхода.

— Да, — кивнул я, — именно так. И знаешь. Я не думаю, что мы погибнем в ближайшее время от каких-то необъяснимых причин. Я думаю, что наша реальность просто продолжит существовать. И будет расти. Возможно, у нас появится свой Эльми. А, может, это будет пантеон марсианских богов — кто знает?

Эльми поморщился.

— Но ты умрешь в самом начале этого пути.

— Ты пришёл, чтобы сообщить мне об этом? — холодно спросил он.

— Думаю, ты ожидал вмешательства извне. Того, что мы проживём не дольше нескольких мгновений после того, как выйдем наружу. Верно? Я даже не исключаю, что раньше именно так и происходило.

Эльми выдохнул и словно бы сдулся, опустив плечи.

— Ты в ужасе, — сказал я, — хотя держишься удивительно хорошо.

— Ты наслаждаешься победой, Гриша? — спросил он, — что ж. Я даже могу тебя понять. Теперь так особенно.

Он перестал маскироваться, перестал себя сдерживать. На его лице проявилась бесконечная усталость, приправленная перенесенным испугом и оттенком облегчения. Такое выражение бывает у людей, которые очень долго сильно боялись какого-то события, и вот оно произошло. Да, они в ужасе — но вместе с переживаемым кошмаром приходит и облегчение: ведь теперь больше не надо ничего ждать.

— Я хочу предложить выход для нас обоих, — ответил я.

Эльми скептически посмотрел на меня.

— Ты вроде не похож на откровенного садиста.

— А ты опять ошибся. Я не издеваюсь. Я хочу сотрудничать.

— Едва ли вы способны мне что-то дать… — Эльми покачал головой.

— Давай я продолжу угадывать, ладно? — продолжал я, — ты ведь должен был вернуться обратно, когда получил бы нужную информацию о происходящем. Значит, такой канал есть. Но, видимо, активируется он только тогда, когда ты узнаешь нечто действительно важное. Верно?

Его молчание было очень красноречивым.

— И я знаю, каким образом ты можешь эту информацию получить. Остановить твоё прозябание в ожидании человеческой смерти.

— Я не понимаю, что ты можешь хотеть взамен, — ответил Эльми, — даже если допустить, что ты действительно знаешь, как изменить ситуацию.

— Я знаю, — сказал я, — но для того, чтобы это сделать, мне нужно оказаться довольно далеко в космосе. С теми технологиями, что остались у нас, это едва ли возможно. По крайней мере, не в ближайшие сто лет. Теперь понимаешь?

Эльми заинтересованно, с прищуром, посмотрел на меня.

— А ты молодец, — произнёс он.

— Это было очевидно, — ответил я, — я ведь видел людей и чужих, которые обладали технологиями быстрых межзвёздных перелётов. Почему бы не предположить, что твоя человеческая часть может вмещать такие знания?

— Допустим, — кивнул он, — хотя нам нужно будет обсудить множество деталей.

— Вот давай и обсудим. Мне бы тоже не хотелось затягивать процесс.

О подлинной цели проекта знали не больше десяти человек. Кроме нашей шестёрки, мы рискнули посвятить в детали ещё четверых учёных. Из тех, кто были настолько ценными, что попали в бункеры в своих странах. Нам даже пришлось познакомить их с Эльми — правда, конечно, без подробных объяснений о происхождении его знаний.

Первые несколько месяцев мало что происходило. Учёные впитывали знания, новые модели — сначала на уровне теории, а затем и прикладные технологии. Посвящённая четвёрка пребывала в полном восторге. И это было опасно: в наших условиях любая непреднамеренная утечка информации могла привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому за безопасность всего проекта отвечал Кай.

Впрочем, сложностей избежать не удалось. Несмотря на тщательное разделение научных групп сотрудников, которые не были посвящены в подлинную цель проекта, между ними возникали связи. Иногда спонтанно, иногда — под скрытым руководством спецслужб национальных правительств, которые, конечно же, продолжали свою деятельность, несмотря на наши договорённости на высшем уровне.

Кай настаивал на усилении мер безопасности, но они могли задержать реализацию проекта на долгие месяцы. А я почему-то спешил. И вроде бы объективных причин для спешки не было, но внутри словно появился какой-то холодок, предчувствие. В глубине души я понимал, что ещё ничего не закончено, и попытка устроить себе большой перерыв может быть опасной.

Центр разработки мы разместили в одной из крупных баз Братства, которая находилась в Забайкалье. Уральскую мы не могли использовать: возможно, негатор ещё работал, и я не хотел тратить ресурсы и время на его поиски. Там была неплохая производственная база, но, к сожалению, её было недостаточно для того, чтобы полностью покрыть потребности проекта. Приходилось размещать заказы в других уцелевших анклавах человечества, в том числе тех, которые принадлежали национальным правительствам.

Конечно, это вызывало колоссальные сложности с логистикой. Учитывая, что земная поверхность превратилась в стремительно вымирающую радиоактивную пустыню. Железнодорожный транспорт был недоступен, как и автомобильный. Были попытки запустить движение — но каждый раз они заканчивались трагически, и от них быстро отказались. Удивительно, но самолёты показали себя как более надежный транспорт. За прошедшие месяцы атмосфера почти очистилась от радиоактивной пыли. Поэтому приходилось поддерживать в рабочем состоянии сеть аэродромов, связывающих крупные подземные убежища. Именно наличие рабочей полосы в непосредственной близости было ключевым фактором, почему мы выбрали забайкальскую базу.

Пашка не хотел переезжать. Мы не могли забрать с собой остальных детей из группы, которую мы спасли: они уже адаптировались к жизни в кавказском бункере, притёрлись друг к другу и к педагогам. Было бы неправильно разрушать это хрупкое равновесие в интересах одной-единственной семьи.

Впрочем, узнав, что предстоит длительный перелёт на самолёте, Пашка забыл о своих печалях. Он до этого ни разу не летал, и был в полном восторге от такой возможности.

Уже на месте, в Забайкалье, он адаптировался довольно быстро. Детишек там тоже хватало — спасённых по деревням и сёлам со всего региона. Пашка нашёл новых друзей и даже, как мне сказали учителя, стал заводилой своего класса. Меня это, конечно, обрадовало. Тем более что, в отличие от кавказской базы, тут не было профессиональных педагогов изначально. Роль учителей играли учёные, задействованные на объекте.

Я старался уделять мальчишке внимание. По вечерам мы смотрели фильмы, говорили о будущем, строили планы и проекты. Пашка твёрдо решил, что станет учёным, который занимается жизнью на других планетах. И я старался поддерживать его в этом стремлении. В конце концов, ему предстоит стать первым мальчишкой на нашем варианте Земли, который побывает в космосе.