Дикий - Элла Савицкая

Слова даются с трудом, потому что я понимаю, что нам обоим действительно необходимо успокоиться и переосмыслить последствия того эмоционального взрыва, который оставил после себя серый пепел. Мне нужно начать все с чистого листа, избавиться от грязи, собравшейся за последние дни, а ему — ему пустить в свою жизнь родных и быть готовым испытывать боль и совершать ошибки.

Осторожно касаюсь пальцами напряженной колючей скулы. Не могу сдержать порыва и отказаться хотя бы от такой мелочи. Мне необходимо это мимолетное касание. Желание остаться с Матвеем настолько велико, что противоречия внутри начинают войну. Горло стягивает спазмом. Убираю руку и с твердой уверенностью, что поступаю правильно, разворачиваюсь, и выхожу из клиники.

— Что ты здесь делаешь?

Голос мелкой просачивается сквозь дремоту, в которую как мне кажется я провалился буквально только что. Разлепляю глаза. Стрелки на настенных часах показывают девять утра. Странно, что нас не разбудили. Хотя медсестра заходила около шести и видимо решила больше не беспокоить.

— Ждал, когда ты проснешься.

Тяну мышцы шеи и встав с кресла, разминаю затекшию спину и руки. Позвонки хрустят после долгого сидения в кресле.

— Убивать меня будешь?

Не сильно-то удивлена тому, где находится. Значит, память не подводит. Затравленный взгляд Ланы красноречивее любых слов. Рина права. Мелкая боится меня сильнее возможной высадки на землю инопланетян.

— Ты сама себя чуть не убила ночью. Нахрена ты напилась?

Лана приседает на кушетке и отводит глаза. Пожимает плечами.

— Не думаю, что мой ответ тебе интересен. Можешь сразу наорать и лишить меня… чего там? Выхода из комнаты. Я и так дом не покидаю без веской причины. Хорошо, что у меня ванная комната собственная, а то пришлось бы звонить тебе каждый раз, когда приспичит.

— Язык прикуси, мелкая! И собирайся. Проедемся кое-куда.

— Куда?

Карие глаза взметаются, обжигая неподдельным ужасом.

— Матвей, не надо меня отправлять в закрытую школу, пожалуйста.

Голос мелкой вибрирует, наполненный умоляющими нотками. И я впервые за много лет позволяю себе отреагировать на него.

— Лана, лето на дворе. Все школы закрыты.

— Тогда куда?

— Увидишь. Собирайся.

Пока мелкая, стреляя в меня недоверчивыми взглядами, расчесывается и приводит себя в порядок, я опираюсь на дверной косяк и исподлобья наблюдаю за ней. Мелкая блядь, ага. Мелкой она была, когда беззубая верещала, оставаясь одна в комнате. Или когда играла с Киром на заднем дворе в мяч и безнадежно пыталась вовлечь в игру и меня. Брызгалась водой из бассейна, а я орал на нее, потому что видеть не мог того, как мы все живем дальше, а Ксю больше нет. И не понимал как можно вообще быть способным на то, чтобы ощущать чувство радости.

Сначала я ненавидел Лану, да. Из-за нее умерла мать. Я тогда думал, что это произошло из-за нее. Потом понял, конечно, что причина крылась намного глубже, но с самого ее рождения я питал к сестре самые негативные чувства. А еще мне резко пришлось стать старшим братом. Быстро повзрослеть и забыть об играх с пацанами. Я следил за Киром и мелкой. И чем старше становился, тем навязчивее были мысли о том, что если ослаблю поводок, эти двое обязательно свалятся в какую-нибудь дыру. И так и происходило. Что Кир, что мелкая так и норовили куда-то вляпаться, блядь. По очереди проверяли мои нервы на прочность.

— Я готова, — Лана, засунув руки в карманы, несмело подходит ко мне.

— Вещи забрала?

— У меня нет ничего с собой.

Перекинувшись с врачом рекомендациями и отвалив нехилую сумму за «качественно выполненную работу», мы садимся в тачку и выезжаем с парковки.

— Это правда, что ты говорила Рине держаться от меня подальше?

Подкуриваю сигарету и выдыхаю дым в открытое окно.

Мелочь замирает и заламывает пальцы рук.

— Да. Мне надоело, что все с кем я не познакомлюсь в итоге оказываются на коленях перед тобой. Надеялась, хотя бы Рина окажется другой.

Замечаю, с какой злостью выстреливает в меня взглядом, но тут же его прячет, стоит мне повернуться.

— Рина другая.

Вместо ответа тихое саркастическое фырканье.

— Наверное. Но тебе ведь все равно. Ты уже на следующий день развлекался со своей той… Как ее звали?

— Настей?

— Да, Настей.

— Хоть это и не твое дело, Лана, но Настя — грязь. А я не люблю пачкаться в грязи. И хочу, чтобы ты была в курсе. Я буду с Риной. Нравится тебе это или нет, — удерживаю ее взгляд, давая понять серьезность своего решения.

Как же она похожа на Ксю. На мгновение зависаю, рассматривая черты лица. Тот же разлет глаз, вздернутый нос и едва заметная россыпь веснушек на носу. Даже брови хмурит одинаково. Сердце сжимается, уплывая в этих настолько очевидных сходствах.

— Ты серьезно?

— Да. И с твоей стороны было бы лучше пойти ей навстречу. Ри переживает из-за того, как все произошло.

Лана предпочитает оставить мое настояние без ответа. Несколько секунд рассматривает меня, как будто видит впервые, а потом отворачивается к окну.

Судя по всему, эти двое действительно сблизились. Не знаю когда только успели. Совместная ненависть ко мне объединила? Или мелкая увидела в ней ту, кого никогда не имела?

Не удивительно. Дикарка хоть и дерзкая, но настоящая. Вон как за мелкую вступилась. Уже не впервые проявляет заботу по отношению к ней. Да и Лане она не безразлична. Что там Лане?

Я сам помешался так, что думать ни о чем кроме как о Ри не получается.

Мы подъезжаем к кладбищу спустя минут тридцать. Утреннее солнце нещадно лупит в физиономию, прилипает к коже, удушает высокой температурой, но мне не жарко. Каждый раз, приезжая сюда, я чувствую холод.

— Что мы здесь делаем?

Лана бывала в этом месте всего раз пять за всю жизнь. Она ежится, рассматривая могильные плиты, и ступает за мной по заученной до каждого валяющегося кирпича на обочинах, тропинке. Наверное я выучил имена и фамилии тех, кто здесь похоронены еще когда только начал бегло читать. Двадцать шагов вперед и семнадцать направо. Накрененное дерево, пригнуться, еще двадцать три шага. Тишина здесь особенно оцепеняющая, но мне никогда не было страшно. Знаю, другие стремаются находиться в подобном месте, но не я. Ведь здесь Ксю. А она всегда меня защищала.

Останавливаюсь около гранитного памятника. Лана становится за моей спиной и прижимается крепче, словно боится. А меня прошибает. Я привык ее запугивать, а мелкая вопреки всему, ищет у меня защиту. Вскидываю глаза к ясному небу.

— Помнишь, отчего умерла Ксюша?