Двойник для шута - Виктория Угрюмова

«Летучая мышь» славилась своей быстроходностью. Утром йетты поднялись на ее палубу, и уже через два дня, ближе к полуночи, ладья, стремительно рассекая волны, подошла к устью Алоя.

Джой отдал своим пассажирам маленькую лодочку, а сам увел судно подальше от любопытных глаз, в небольшую бухточку, где было сооружено надежное укрытие. Там он бросил якорь и стал терпеливо дожидаться возвращения йеттов. С большим удовольствием мудрый контрабандист оказался бы подальше от тех мест, где появились убийцы Терея, но он знал, как дорого может обойтись ему неповиновение. Капитан еще раз вытащил из-за пазухи полученное послание, перебрал чуткими пальцами узелки. «И берегись гнева токе, если ты сделаешь что-нибудь не так!» — просто удивительно дружеское, приязненное окончание для письма.

Эрлтон отличается оригинальным слогом — и ведь не возразишь.

Йетты гребли без устали несколько часов под покровом темноты. Они миновали сторожевую башню и посты; проплыли мимо редких огоньков спящего пригорода и вскоре оказались в глухих и безлюдных местах. Здесь было недалеко и до границы с Лотэром, проходившей по глухому лесу. Стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь тревожным уханьем сов. Даже странно было знать, что совсем недалеко отсюда находится пригород столицы, что огромное количество людей живет совсем недалеко от этой глухомани, а сюда почти никто не заходит. Но йетты хорошо знали, в чем кроется причина подобного отношения к этим лесам.

Благоговение и священный трепет.

Убийцы Терея понимали, какое это сильное чувство. Большинство их сородичей испытывало нечто подобное по отношению к храму Терея и его служителям. Здесь же находилось место последнего упокоения монхиганов. Тех самых девятнадцати монхиганов, что были захвачены в плен королем Лотэра Отто Майнингеном и использованы в качестве заложников, тех самых, кого не успел спасти император Браган и кого после заключения мира с северными соседями похоронили в старой дубовой роще.

Поскольку люди здесь появлялись крайне редко, и звери, и птицы были вовсе непугаными. Они с любопытством глядели на то, как двое диковинных существ выпрыгнули на широкую песчаную отмель, а затем подняли на руки и отнесли в прибрежные кусты небольшую долбленую лодочку. Серьезный, упитанный еж, считающий себя полновластным хозяином здешних мест, сердито зафыркал на пришельцев, но они не обратили на него никакого внимания — обошли стороной и углубились под сень деревьев.

Если на реке, под открытым небом, луна и звезды давали хоть какой-то свет, то в чаще было абсолютно черно. Но йетты уверенно продвигались вперед: они могли бы идти и с завязанными глазами, а в темноте видели вообще как кошки.

— Здесь, — прошептал один из них через часа полтора быстрой ходьбы.

И это было первое слово, которое произнес один из йеттов за несколько суток.

Светало. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но небо было уже бледно-серым с розовыми разводами, словно в румянце. Тяжелая роса блестела на свежих листьях, густая трава обхватывала ноги пришельцев и льнула к ним в немой ласке. Стоял тот удивительный час, когда слаще всего спится и когда прекраснее всего бодрствовать.

Оба йетта сразу увидели то, что искали.

Девятнадцать монхиганов были убиты Майнингеном во время войны с Роанской империей, двадцать могил было в дубовой роще. Одна из них находилась в тяжелом, приземистом склепе, похожем на гранитную скалу, и ее охраняли десять воинов. Некогда здесь стояли на страже императорские гвардейцы, но шесть веков подряд никто не нарушал тишины и покоя этого священного места, а великанам-воинам хватало дела повсюду, и около ста лет тому они были заменены обычными солдатами из элитного, дворянского полка. Рыцари проводили здесь неделю подряд, а потом на три недели отправлялись в столицу или ее окрестности. И хотя им время от времени напоминали о том, что они поставлены здесь именно для охраны склепа и могил Саргонских чародеев, сами рыцари привыкли считать себя чем-то вроде почетного караула. А от кого было охранять мертвецов? От ежей и сорок? Ни один приказ, ни один устав не может заставить человека поверить в грозящую опасность, если поколения подряд рождаются и умирают в мире с собой и окружающими.

Убийцы Терея бесшумно миновали девятнадцать мраморных надгробий, расположенных широким кругом вокруг склепа, и с двух сторон подошли к тяжелой двери, окованной железом. Возле нее стояли, опираясь на длинные копья с широкими наконечниками, четверо рыцарей в полном вооружении и шлемах с опущенными забралами. Со стороны казалось, что они стоят вполне прямо и смотрят перед собой, но йетты сразу поняли, что стражники мирно дремлют на своем посту: у убийц был острый, звериный слух, да и обоняние не уступало — они легко различили тихое посапывание, доносящееся из-под шлемов.

Быстро и легко скользнули они к воинам и, прежде чем те успели хоть что-то сообразить и окончательно проснуться, пронзили их стилетами с четырехгранным лезвием. Это было проделано настолько молниеносно, что уже секунд двадцать спустя четверо воинов лежали на упругой траве. Они не успели издать ни звука.

Поскольку убийцы Терея не знали, сколько еще охранников может быть внутри склепа, они перенесли убитых за деревья и там быстро переоделись. Через несколько минут они уже стучали в двери, держа копья наперевес. Им открыл улыбающийся юноша — в латах, но без шлема. Открыл было рот, чтобы сказать что-то, но один из йеттов пригвоздил его копьем к створке двери, а второй закрыл рот умирающего рукой.

С остальными воинами охраны они расправились так же просто и безжалостно. Только двое солдат бодрствовали, остальные мирно спали на грубых деревянных лавках. Они, скорее всего, и не узнали, что умирают.

Йетты обыскали помещения склепа, а их было всего пять — два наземных и три внизу, под землей. Если бы у них не было инструкций, они бы долго возились с поисками потайной двери, однако она была четко нарисована на плане, и тут же, рядом, Эрлтон написал, где находится механизм, открывающий ее. Один из йеттов нащупал львиную морду, высеченную в Гранитной стене, и надавил на нее трижды. Раздался жуткий скрип — в стене открылась небольшая дверца толщиной в две ладони.

Внизу, в небольшом зале с куполообразным сводом, было абсолютно пусто; все углы затягивала паутина, в которой висели высохшие мертвые пауки. Только посредине возвышался мраморный постамент, на котором стояла тяжелая каменная гробница. И пол, и постамент были покрыты толстым слоем пыли. Откуда-то с потолка пробивался тонкий луч света, упиравшийся в вырезанное в мраморе лицо — красивое и спокойное, обрамленное густыми прядями волос. Это был барельеф, изображающий в полный рост лежащего человека со скрещенными на груди руками. Йетты осторожно подошли поближе и одновременно сдвинули резную, казавшуюся неподъемной крышку. Под ней, на своеобразном ложе из золотой парчи и красного бархата, лежало в такой же позе обезглавленное тело в выцветших зеленых одеждах.

Библиотекарь был маленьким, сухоньким, туговатым на ухо старичком, который буквально трясся над своими драгоценными книгами и в упор не замечал окружающих. Император был для него важной персоной вовсе не потому, что занимал самый завидный трон на всем Лунггаре, а только по той причине, что был заядлым читателем и свободно владел многими языками. И поскольку страсть Ортона к чтению отражалась на составе библиотеки, император не жалел денег на приглянувшуюся ему книгу, — библиотекарь снисходительно относился к своему государю.