Дар шаха - Мария Шенбрунн-Амор

Как быстро полиция получит заключение судебной экспертизы? Когда установят личность убитой, опросят ее родственников и выйдут на меня? Дня два-три? Для меня сейчас бесценен был каждый час.

Не знаю, как я доехал домой. Всю дорогу перед глазами продолжал раскачиваться мешок с трупом на фоне небес, а в ушах звучал голос Самиры, умоляющий спасти ее. Я понадеялся на Виктора. Теперь я не успокоюсь, пока не сделаю все, чтобы понять это дело и самому найти убийцу. Но сначала надо прийти в себя. Сейчас я не смог бы сообразить, сколько будет дважды два.

Дома я добрел до постели, принял десять миллиграммов золпидема и вырубился.

Проснулся еще до рассвета. Вчерашнее несчастье не исчезло – навалилось, принялось душить. Но сегодня было чуть легче, чем вчера. Теперь я мог думать и был готов действовать. С чего начать? Я вспомнил кое-что из слов Патрика, тщательно обдумал все случившееся и решил начать с самого начала.

В темной затхлой камере не имелось даже стула, только в углу валялся какой-то покрытый пятнами соломенный матрас. Было жарко и душно. Александр сорвал с себя сюртук. Не нашел, куда повесить, бросил на пол. Трясущимися руками распутал виндзорский узел галстука. Галстук тоже полетел на пол. Попытался расстегнуть верхние пуговицы рубашки, но руки не слушались. Тогда просто дернул с такой силой, что пуговицы отлетели. Закатал рукава.

Садиться на грязный матрас побрезговал, да и не мог сидеть. Метался по камере от стены к стене. С минуты на минуту его вызовут на допрос или появится Реза-хан.

Часы текли, но никто не являлся. Неужто сертип поверил, что Воронин виновен? Что, если ему просто удобно, что нашелся козел отпущения и с него снято подозрение? В камере стало смеркаться. Александр устал ходить, сел, скорчившись, на грязном матрасе, обхватил руками острые колени. Время шло, но кроме молчаливого охранника, подавшего в окошко чашку с водой и плошку с рисом, никто не появлялся. Воду он выпил, есть не мог.

Стемнело, снаружи послышался тревожный призыв муэдзина. Самому, без заступничества извне, выбраться из персидского застенка почти невозможно. Здесь ничто не решается, все пребывает в мертвенном болотном застое. В тегеранском каземате можно без суда и следствия провести годы.

В отчаянии бросился ничком на матрас. Вместо высокого небосвода взгляд уперся в облупившиеся каменные своды. Сердце колотилось, мучительно хотелось пить. Мысли метались, как птицы в тесном вольере. Александр заставил себя глубоко и мерно дышать. Стер пот с лица, поднялся, вновь принялся ходить кругами по камере. Нужно было заставить себя размышлять логично.

Он больше не придворный лекарь, теперь он только беззащитный и бесправный чужеземец. Знакомых у него множество, но все они люди без влияния и связей. Разве что Джордж Стефанополус? Вспомнил, как тот распинался, называл коллегой, напоминал об общности верования, биографии и культуры. Но Александр всегда чувствовал, что приторная приязнь грека была фальшивее желудевого кофе, и никакие непрошеные объятия у могилы его не разубедили. Объятия…

Какая-то мысль молнией пронеслась в голове и словно замкнула электрическую цепь. От внезапного озарения Александр как будто полетел в глубокую яму. Подскочил к двери, принялся колотить в железо, не жалея кулаков. Кричал во весь голос, требуя немедленно позвать огаи-Низами. В ответ получил только проклятия и угрозы стражника.

Как он мог быть так слеп! Как мог!

Ночь прошла в мучительнейшем бездействии. Он представлял себе, как Стефанополус сватается к Елене, а та соглашается, и корчился от этой мысли, как от раскаленного прута, вонзающегося в старую рану. Вскакивал, снова начинал колотить каблуками по двери. Отчаявшись, бросался на матрас, сидел, свесив голову, покачиваясь, запустив в бессилии содранные в кровь пальцы в волосы.

Наконец рассвело. Послышались тяжелые шаги, загромыхали замки и вошли жандармы. Воронин бросился им навстречу, без сопротивления позволил сковать руки за спиной. Скорее, скорее к следователю! В коридоре почти подталкивал жандарма впереди себя, лихорадочно обдумывал, что скажет. У дверей кабинета зачем-то стояли на карауле казаки.

Внутри за столом восседал похожий на филина огаи-Низами, а напротив сидел Реза-хан. И тут же – Александр споткнулся – Елена Васильевна! Вскочила со стула так поспешно, что платок соскользнул с волос на плечи, воскликнула по-русски:

– Саша, мы все знаем!

Следователь грохнул кулаком по столу:

– Еще одно слово по-русски, мадемуазель, и вы покинете кабинет!

Реза-хан поднял руку, сыщик тут же осекся. Стало ясно, кто здесь главный. Значит, казачий эскорт охранял Реза-хана. Зачем он здесь? Убедиться, что виновник найден и ему больше не угрожает никакое неудобное расследование?

Жестко, отмеряя каждое слово, сертип начал:

– Доктор Воронин, дженаб-а-комиссар утверждает, что вы убийца Турова. – Воронин дернулся, Реза-хан властно остановил его: – Говорить будете после.

Голос, жесты, присмиревший вид комиссара – все ясно указывало, что сертип теперь обладает властью, что именно он хозяин в кабинете. А что здесь делает Елена Васильевна? Конечно, пришла просить за него, за Александра, но вряд ли чем теперь поможет. Все решит Реза-хан. Если вообще станет слушать Воронина. В конце концов главный мотив сертипа – обелить себя самого. Ему первому выгодно, чтобы обвинили Александра.

Комиссар между тем перечислял, загибая толстые волосатые пальцы:

– Подозреваемый был задержан на месте преступления, он говорит по-русски, а теперь у него нашли неопровержимую улику – орден покойного.

Александр не выдержал, перебил:

– Орден мне подсунули.

– Кто? – отрывисто спросил Реза-хан.

Почему это его интересует? Хочет установить истину или отвести подозрения от себя? Раньше сертип был равнодушен к ходу следствия. Что же изменилось?

– Доктор Стефанополус. На кладбище. Подошел обнимать меня и сунул орден мне в карман.

Комиссар фыркнул:

– Вряд ли доктор Стефанополус подтвердит это.

Александр пожал плечами. Реза-хан барабанил пальцами по столу, переводя взгляд с одного на другого. Неожиданно Елена нагнулась вперед, сказала на фарси:

– Зато я видела это собственными глазами! Стефанополус держал в кулаке большой клетчатый платок и, пока обнимал доктора Воронина, сунул руку с этим платком ему в карман. А потом, вот прямо на моих глазах, вытащил руку пустой.

Следователь откинулся в кресле, презрительно смерил ее взглядом:

– Мадемуазель, конечно, заявит что угодно, лишь бы освободить доктора.

– С какой это стати? Я говорю чистую правду!

– С той стати, что мадемуазель – невеста подозреваемого.

– Ничего подобного! Я как раз невеста доктора Стефанополуса.