Дар шаха - Мария Шенбрунн-Амор

Ниже кустарника склон вдруг резко ушел вглубь, а моя веревка, как назло, повисла на ветвях. При очередном шаге скала ушла у меня из-под ног, и я завис без точки опоры. Я начал раскачиваться и изгибаться, чтобы приблизиться к скале, но стена была слишком далеко. В результате я только потерял равновесие и перевернулся вверх ногами. Веревку зажало в восьмерке, и я повис в воздухе, как червячок на крючке. Теперь я отчаянно пытался нащупать хоть что-то, что помогло бы перевернуться обратно. Вдобавок я чувствовал все заработанные в Панаме ссадины и ушибы. Кровь прилила к голове, пот заливал глаза.

Очень скоро я сообразил, что без помощи Дениса не справиться. В висках стало шуметь, в глазах потемнело. Мне ли не знать, что долго вниз головой человек висеть не может: повышается внутричерепное давление, а дальше отек мозга. Вопрос времени, когда случится кровоизлияние. Но Денис высоко на обрыве, и кустарник мешает ему видеть меня. Попытался крикнуть, позвать на помощь, но выдавил из себя только жалкий стон. Я суматошно трепыхался и снова и снова пытался раскачаться или изогнуться так, чтобы ухватиться за веревку над головой. Это никакими силами не удавалось, но я был готов сдохнуть, чем снова так пищать.

Внезапно сверху посыпались легкие камушки, послышался треск ломаемых ветвей и рядом возник Денис. Обхватил мои ноги своей свободной левой рукой и повис на них. Я получил точку опоры, напряг торс, наконец-то сумел приподнять верхнюю часть туловища и вцепился левой рукой в веревку над головой. Теперь я смог перевернуться. Я по-прежнему висел в пустоте между небом и землей, не дотягиваясь до края скалы, но хотя бы висел головой вверх. Стало возвращаться зрение, боль в темени отступила.

Денис не терял время. С помощью жумара он поднялся к тому месту, где моя веревка застряла в ветвях. Часть ветвей он просто сломал. В одном месте веревка зацепилась за толстый ствол. Тогда он поднялся еще выше, ухватился левой рукой за мою веревку, напрягся и приподнял ее вместе со мной, беспомощно висящим куколкой на паутинке. У этого Геркулеса хватило сил снять меня с этого естественного крюка и оттащить веревку левее, где она прилегла к скале. Мои ноги снова уперлись в рельеф. Я чувствовал себя утопающим, который внезапно нащупал дно.

Денис спустился, оглядел меня. Он был красный, потный, на лбу вспухла и пульсировала жила. Впрочем, я наверняка выглядел хуже. Я хрипло поблагодарил его.

– Не за что, бывает.

Сомневаюсь, что такое бывает с ним. Подумал, что я всегда хотел бы иметь дело с таким напарником, и никогда – с врагом. Да, я больше не удивлялся тому, что он покорил Екатерину. Мы вместе сделали новую страховочную станцию из трех крюков, и я продолжил спуск, а Денис начал обратный подъем. Теперь я был осторожнее.

Ближе к земле я ощутил страшный запах разложения. Откуда-то появилось множество огромных, жирных, черно-изумрудных мух. Меня затошнило. Я стиснул зубы и про себя взмолился, чтобы это оказалось животное. Господи, пусть это будет олень!

Это не был олень. На объеденном хищниками, полусгнившем трупе блестели красные лакированные туфли на высоком каблуке. Черные спутанные волосы паклей приклеились к черепу. Волна боли дошла до горла, до глаз, затопила. Меня вырвало. Я не нашел в себе силы подойти к ней.

Я поднимался обратно и весь подъем боролся со спазмами подступающих к горлу рыданий. Стоило неимоверного труда держать себя в руках. Я все время представлял, что она лежала здесь все это время с того самого дня, как ее похитили. Все то время, пока я радовался, что она спасена, все дни, пока был в Панаме.

Выполз на склон, утер лицо, стащил каску и рухнул на землю. Сел спиной к Денису, спрятал лицо в ладони. Денис ничего не спросил, видно, и сам все понял. Я пришел в себя, нашарил телефон, вызвал полицию. Мы сидели на краю обрыва и ждали. Я надеялся, что грязь и пот не выдадут моих слез. Последний раз я так себя чувствовал, когда на моем столе умер ребенок, и я ничего не смог сделать, чтобы его спасти. Надо было о чем-то говорить, чтобы перестать видеть то, что лежало на дне ущелья.

– Где ты так научился спускаться?

– В армии.

– Спасибо тебе. За это… – Я махнул вниз.

– Не за что. Сожалею, что так закончилось.

Он вложил мне в руку стакан с остывшим кофе. Я пил и старался не думать о Самире. Получалось плохо. Жуткая картина внизу выжгла мне мозги, как солнце выжигает сетчатку.

Вскоре Денис поднялся, собрал свои вещи, сказал, что двинется. Я кивнул. Действительно, ему ни к чему связываться с полицией. Сам я не мог уйти. Я должен был убедиться, что Самира не останется пищей для зверей и птиц, что ее заберут. Что полиция найдет виновных.

События последних недель, начавшиеся с неприятных происшествий, переросли в убийство. Все это время я пытался как можно эффективнее противостоять чужим посягательствам, но что бы я ни делал – упирался или бездействовал, обращался к помощи Виктора или предпринимал собственные шаги, – ситуация стремительно деградировала. Теперь я был готов уступить, отдать газырь, но было поздно. От меня уже ничто не зависело: никто не мог воскресить Самиру, покупатель газыря исчез, а я был по-прежнему втянут в паутину чужих, непонятных мне конфликтов и не мог предотвратить ни единого несчастья. Таким бессильным, потерянным и уязвимым я не чувствовал себя с тех пор, как погиб отец.

Я все еще сидел на обочине, свесив голову, когда раздалась сирена и из-за поворота вылетела полицейская машина. Из машины выскочили двое полицейских с оружием наперевес. Я послушно заложил руки за голову и на все вопросы ответил чистую правду – что спускался со скалы и обнаружил тело. Сам к нему не подходил. Пока я не разобрался, что происходит, я не решался подвести Бюро.

Полицейские закрыли дорогу, вызвали вертолет. Прибыл медицинский эксперт-коронер. Спустя полтора часа прилетел вертолет шерифа, с него в пропасть на веревках спустились ребята из поисково-спасательной команды. Я сидел на обочине, обхватив руками колени, чтобы скрыть нервную дрожь, и следил за действиями спасателей. Продолжал притворяться случайным скалолазом и ждал подтверждения тому, что видел внизу.

В душе бушевал торнадо. Я снова и снова прокручивал в голове все случившееся в тот день. Была ли она еще в живых, когда я приехал сюда с газырем? Надеялась ли, что я ее спасу? Как ее убили? Мог ли я спасти ее? Что я мог сделать иначе? Где ошибся? Знает ли Виктор, что она мертва? Почему он со всем своим ФБР не сумел спасти ее? Я сглотнул горький ком. Кто это сделал?

Через некоторое время к парящему в небе вертолету подтянули мешок с тем, что осталось от женщины с божественным телом и характером веселого молодого животного. Жалость, жуткое чувство вины и ярость обуревали меня.

Подошел шериф, попросил еще раз рассказать, как я обнаружил тело. Я повторил историю о том, как тренировался на спуске и почуял запах, а дальше увидел лакированные туфли. У меня проверили документы, убедились, что я действительно владелец «Теслы». Для солидности я предъявил карточку для входа в «Рейган». На полицейских, как и на всех прочих должностных лиц, производит впечатление, когда она узнают, что имеют дело с хирургом «Рейгана». Они записали имя и телефон и отпустили меня.