Командарм - Олег Кожевников

Подготовкой к этой простой операции я действительно занялся основательно. Об этом говорит хотя бы тот факт, что кроме непосредственно участвующих в операции командиров вызвал и представителя нового для корпуса подразделения – отдельного радиотехнического взвода. Именно так начали в штабе называть структуру особого отдела, занимающуюся ко всему прочему и созданием радиопомех на самых популярных у вражеских подразделений радиодиапазонах. Техника для этого, естественно, была трофейная и размещалась в двух здоровенных грузовых «опелях». Они двигались во втором эшелоне, в одной колонне со штабом 86-й дивизии и стояли сейчас на северной окраине Острув-Мазовецка. Я хотел на время проведения операции, чтобы немцы, сосредоточенные в городе, полностью лишились связи со своим начальством. Кроме этого, приказал командиру полка Ломакину вызвать на НП своего специалиста по немецкому языку политрука Глушкевича. Его я хотел взять с собой в рейд – нужно было, чтобы кто-нибудь из наших вступил со мной в диалог на немецком. Кроме этого, когда явились лейтенант Костин и командир приданного полку артдивизиона, весьма подробно объяснил, что нужно делать их подразделениям в намечающемся рейде.

Когда проводил инструктаж командиров подразделений, появился вызванный подполковником Ломакиным политрук Глушкевич. Когда я на него взглянул, то мои намерения использовать его как напарника в общении с немецкими командирами сразу испарились. А как штандартенфюреру можно было общаться со стопроцентным евреем? Пришлось вместе с политруком придумывать, как скрыть его от глаз немцев, но при этом чтобы он мог по-немецки отвечать на мои команды. Решили, что он всё равно переоденется в эсэсовский мундир, но будет сидеть в «ханомаге» и при этом ещё, на всякий случай, перебинтует себе лицо. Жалко, конечно, что моя идея более правдоподобного поведения в окружении немецких офицеров не выгорает. Придётся, как всегда, использовать Шерхана. Слава богу, он в последнее время научился выкрикивать «яволь», вот и придётся использовать этот его словарный запас для натурализации меня в фашистской среде. Его звероподобная физиономия с рыжими волосами и зелёными, налитыми кровью глазами очень гармонирует с чёрным эсэсовским мундиром. Так и хочется вслед за этим бугаём вытянуться по стойке смирно и заорать «яволь».

Закончив разговор с политруком Глушкевичем, я ещё поучаствовал в согласовании имитации отсечного огня орудиями артдивизиона и пулемётами подполковника Ломакина. В общем-то, всё уже было согласовано, обсуждались только детали, но я всё равно не спешил прекращать этот разговор. Пусть обговорят все детали, по-любому идти в бронедевизион было ещё рано. По моему внутреннему хронометражу, Шерхан и Якут только-только должны были привезти немецкую форму, а ещё не менее получаса бойцы лейтенанта Костина будут её разбирать и переодеваться. Кроме этого, я ждал, когда на НП прибудет вызванный командир радиотехнического взвода. Наконец он прибыл. Несколько минут заняло выяснение вопроса, как надёжно будут заглушены радиостанции, располагающиеся в зоне действия оборудования радиотехнического взвода. Для меня вопрос был новый, поэтому и выяснял возможности трофейного оборудования. Оказывается, при работе систем, установленных на «опелях» на полную мощность, радиоэфир будет засорён на довольно большой площади, и наверняка с любой радиостанции, находящейся в городе, невозможно будет установить связь. Это было, конечно, хорошо, но связи не будет и у наших подразделений.

Пару минут я анализировал последствия прекращения радиосвязи и у наших подразделений, но желание быстро овладеть городом перевесило всё. Важно было, чтобы немцы не дали сигнал тревоги. Наверняка командование вермахта уже бросило к Острув-Мазовецка резервы, и в свете организации им огненного мешка важно было не насторожить фашистов. Сделать всё быстро, тихо и, как говорится, без пыли. Немцы вояки хорошие, а тем более на нашу ликвидацию отрядили дивизии первого эшелона, а разбить их можно только хитростью. Как сказал бы Ося – пыльным мешком с двухпудовой гирей да по чайнику из-за угла. Вот поэтому я и решил, что ради захвата города можно пожертвовать и собственной связью. Тем более это продлится максимум до вечера, а Пителин разработал план действий практически для всех подразделений корпуса. Старый педант ожидал, что со связью могут быть проблемы, и своими инструкциями попытался от этого застраховаться. Имея такую страховку, как разработанные моим начальником штаба планы и инструкции, можно было не беспокоиться, что командиры подразделений растеряются, не имея связи с вышестоящими штабами. Так что я дал добро на начало операции по глушению практически всех радиочастот. Только частота, на которой работала радиостанция бронепоезда, не должна была глушиться. Хотя командир радиотехнического взвода и уверял, что, даже работая на полной мощности их оборудования, невозможно на сто процентов перекрыть диапазон для столь мощной радиостанции, установленной на бронепоезде, но кто его знает это немецкое оборудование. Всё-таки «опели» располагались совсем недалеко от бронепоезда, и вероятность того, что менее мощные источники могли исказить работу радиостанции бронепоезда, существовала. Я, конечно, не знаток радиоэфира, но по жизни знаю, что более слабый противник может так орать, что своими воплями заглушит слова человека намного его сильнее, тем более если он голосит совсем рядом.

Закончив разговор с командиром радиотехнического взвода, я прервал беседу командира артдивизиона с лейтенантом Костиным, заявив:

– Ну, всё, товарищи командиры, согласовали коридор, по которому будут двигаться «ханомаги», и достаточно. Что договорились, по каким домам будет сосредоточен огонь артиллерии, это хорошо, для немцев вроде бы достоверная картина прорыва должна получиться. А сейчас, капитан, уже пора начинать действовать, время пошло.

Командир артдивизиона всё понял правильно, прервал на полуслове свою речь, вытянулся и спросил, глядя мне прямо в глаза:

– Товарищ командарм, разрешите идти начинать выполнять полученное поручение?

Получив моё согласие, капитан козырнул и пошёл к выходу из НП. А я, проводив его взглядом, повернулся к командиру полка, предложил ему взять бинокль и осмотреть местность, где бронегруппа должна выйти к немецким позициям, после чего начал отдавать распоряжения:

– Подполковник, у тебя вон в том доме с черепичной крышей расположен пулемёт. Нужно будет, чтобы через час там никого из наших бойцов не было. И именно через час – засеки время по своим часам! Наша бронегруппа, когда будет выходить к немцам, из всех стволов ударит по этому дому. Но за пять минут перед тем, как пулемётчики покинут позицию, они должны разнести штакетник вон у того дома с мезонином. Понятно, товарищ Ломакин?

– Так точно! Полк всё сделает, чтобы ваш рейд прошёл на ура! В случае, если вас всё-таки раскроют, то мы немедленно будем готовы осуществить удар. Предлагаю для такого экстренного случая подать сигнал красной ракетой.

– Принимается, подполковник! Но главное не в том, что быть готовым прийти к нам на выручку, а чтобы все обговоренные детали выполнить чётко и в нужное время. Ладно, подполковник, нам пора, часы тикают, и к немцам наверняка торопятся подкрепления. Пойдём мы начинать нашу операцию, и, как говорится, с Богом!