Нэпал - верный друг. Пес, подаривший надежду - Джейсон Морган

И такой подход намного лучше.

Через несколько дней боль особенно усиливается — такое часто случается при смене погоды. Когда начинается внезапное похолодание и становится сыро, я лежу в кровати. Ноги пронзает болью, спина горит. Если бы со мной не было Нэпала, так и было бы: я лежал бы в своей берлоге, задернув шторы, пережидая приступ. Но теперь все иначе.

Каждые полчаса я слышу, как входит мой пес. Жетоны у него на ошейнике оптимистично позвякивают. Раньше я думал: «Если мне так больно, то ради чего вставать?»

Но сегодня Нэпал кладет голову на край кровати и глубоко вздыхает: «Хрррруууу». Он подергивает бровями и с надеждой ловит мой взгляд: «Пап, подъем! В путь! У нас столько дел, столько всего нужно увидеть! Давай выбираться отсюда!»

Он, конечно, прав. У меня есть дела. У Блейка футбольный матч, и я обещал, что буду там. Но зачем ему терзаемый болью отец? Ужасно, если я буду сидеть на трибунах, корчась и вскрикивая от боли. Однако теперь со мной Нэпал, и я знаю, что справлюсь.

Мы приезжаем на матч. Когда Блейк борется за мяч с квотербеком команды соперников, Нэпал делает нечто необыкновенное. Кое-что, чего еще не делал раньше, во всяком случае на нашей памяти. Он издает громкий победный лай: «АРРРРУУУУФ!»

У моего Нэпала самый громкий и низкий, самый прекрасный на свете лай. Но дело даже не в этом.

Мой пес каким-то образом понял, что Блейк осуществил потрясающий маневр. И я понимаю, что мы с Нэпалом можем расширить арсенал трюков. После еще одного удачного маневра я шепчу Нэпалу на ухо: «Голос!» Это означает, что он должен залаять.

— АРРРРРРУУУУ!

Каждый раз, когда у нашей команды появляется повод для радости во время игры, я даю собаке команду «голос». Детишки в восторге.

Я слышу, как один из маленьких мальчиков говорит маме, указывая на моего пса: «Мам, он такой классный! Такой умный! Он лает каждый раз, когда у нашей команды что-то получается! Как ему это удается?»

Малыш уверен, что Нэпал следит за игрой и понимает правила. Может быть, так и есть. Может быть, псу не нужны мои команды. Когда речь идет об этой собаке, я ничему не удивляюсь.

Я чувствую, как Нэпал напрягается каждый раз, когда киккер выходит на поле. Джим Зигфрид рассказывал мне, что научил пса приносить подставку для мяча. Я заказываю вышивку на рабочем жилете Нэпала. Это эмблема нашей команды. Перед следующим матчем я договариваюсь с тренером о том, чтобы мой пес вышел на поле. Я знаю, что учить его ничему не нужно.

Когда мяч выбивают, я говорю Нэпалу:

— Принеси подставку! Принеси подставку!

Нэпал пулей летит на поле, хватает в зубы подставку и гордо возвращается. Его уши развеваются на ветру. Все наши болельщики — родители и малыши — не помнят себя от восторга.

На несколько драгоценных секунд я превращаюсь из прикованного к инвалидной коляске человека в самого классного отца, какой только может быть у мальчишки. Эта собака создает волшебство, к которому, конечно же, многие хотят приобщиться.

Мне звонит Кори Хадсон, директор СПНВ. Он слышал мою речь на выпускном в Оушенсайде. Кори интересуется, как у нас с Нэпалом дела, а кроме того, просит об услуге. Он думает, что моя история — одна из самых захватывающих среди всех тех, кто получил собак в СПНВ, и хочет, чтобы я выступил и рассказал ее во время благотворительного сбора средств для организации. Мероприятие называется «Четыре лапы». Какое совпадение — меня уже приглашал туда Джим Зигфрид.

Я отвечаю Кори, что теперь, когда у меня есть Нэпал, я готов горы свернуть ради СПНВ. На службе я привык к публичным выступлениям: меня учили докладывать о погодных условиях полному залу суровых спецназовцев. Но сейчас совсем другая ситуация. Кори хочет, чтобы я выступил перед «нормальными» людьми и поведал им нашу с Нэпалом историю: как мы встретились и что изменилось для меня после этого.

Сначала мне придется рассказать, как я получил травмы и как жил, прежде чем оказался в инвалидной коляске. Это предложение внушает мне страх, ведь я взял за правило не говорить о жизни, которую вел раньше, до паралича. Я не особо углублялся в эту тему на выпускном и в конце концов вообще замял ее. Как будто и не было никакого Джейсона Моргана до инвалидности. Это защитный механизм, но мне придется его отбросить, если я решу произнести речь, о которой просит Кори. И все же мне и в голову не приходит отказаться. Я даже мысли не допускаю о том, чтобы отклонить эту просьбу и подвести СПНВ.

Сложно объяснить, почему я не хочу говорить о том, как жил до травм. Я и сам до конца не понимаю. Выход из комы был почти как реинкарнация. Травмы полностью изменили меня и мои отношения с окружающими. Я словно прожил две отдельные жизни. Та, что была до инвалидной коляски, казалась сном. Далеким прошлым, о котором остались только неясные воспоминания. Наверное, именно поэтому страшно рассказывать незнакомцам о том, как ты жил до инвалидности.

Я нервничаю еще до начала полета, а потом происходит инцидент с парнем, которому стоило дважды подумать, прежде чем открывать рот. До появления Нэпала я бы сцепился с этим человеком, но теперь мне удается найти с ним общий язык. Как ни удивительно, проблема возникает из-за моей собаки.

Салон битком набит. Я прошу, чтобы меня посадили в первом ряду, тогда у Нэпала будет больше места, чтобы лечь. Но в первом ряду все занято. Нас сажают возле иллюминатора. Мой сосед на что-то жалуется стюардессе. Я не знаю, по какому поводу он ноет, но подозреваю, что дело в моей собаке. Думаю, ему неизвестно, что я парализован, — когда я сижу, об этом так сразу и не скажешь.

Стюардесса просит меня сесть возле прохода: парень пожаловался, что не может вытянуть ноги, потому что моя собака занимает слишком много места на полу. Я выполняю просьбу. Мне приходится подтянуться на руках, переползти в соседнее кресло и передвинуть Нэпала. Теперь, как бы он ни сворачивался калачиком, его морда высовывается в проход, и я вынужден постоянно дергать его, чтобы на него не наступили люди, направляющиеся в туалет, или не наехали тележкой.

До чувака наконец доходит, что он натворил. Он пытается извиниться. Я отвечаю, что нужно было просто обратиться ко мне напрямую и мы бы что-нибудь придумали. Он говорит, что никогда не видел в самолете собаки, что не понял ситуацию. Завязывается разговор, и я немного рассказываю о себе. Чем больше этот парень узнаёт о роли Нэпала в моей жизни, тем сильнее стыдится своего поступка. Доходит до того, что он хочет организовать для СПНВ сбор средств и приглашает меня выступить с речью.

Это настоящее волшебство. Мы с Нэпалом способны переломить любую ситуацию.

Мы летим в Сан-Диего, чтобы встретиться с нашим потрясающим Джимом Зигфридом. Увидеть его снова — огромная радость и для меня, и для Нэпала. Джим подвозит нас на мероприятие, которое шутливо окрестили «Псы Бальбоа» — в честь парка Бальбоа в центре Сан-Диего.

Весна. Стоит чудесная погода. Парк Бальбоа сейчас прекрасен. Это полоса великолепных старых деревьев, пересекающая сердце города. Здесь нам нужно преодолеть две с половиной мили «псомарафона».