Нэпал - верный друг. Пес, подаривший надежду - Джейсон Морган

В тот вечер мы с мальчиками жарим мясо. Зима, воздух прохладный, но сухой, и нет ни ветерка. Я включаю обогреватель, и мы сидим допоздна. Мальчики потягивают колу, а я — пиво. В чистом небе над нами сияют звезды. Мак-Кинни — учитывая то, что это городская окраина, — не слишком густо застроен. Здесь видно небо и землю. Это основная причина, по которой мы поселились тут.

Когда становится слишком холодно, мы вчетвером перебираемся на большой диван в гостиной. Прошу прощения, впятером. Нэпалу нужно собственное место на диване, на меньшее он не согласен. В конце концов он вытягивается во всю длину, разлегшись на коленях у моих мальчиков. Они просто в восторге. И я тоже. И мой пес.

— Хороший мальчик, — говорю я Нэпалу. — Большой мальчик. Удобно тебе? Безумный ты пес. Безумный пес…

Это будний день, и мальчикам завтра в школу, но я разрешаю им пока не ложиться.

Потом они расходятся по своим комнатам и мы с Нэпалом остаемся вдвоем. Он поступает, как в нашу первую ночевку в СПНВ: забирается на меня и укладывается прямо на грудь. Он загораживает собой телевизор, но это ничего.

— Ну ты даешь! Нам тут обоим хватит места. Будь хорошим мальчиком, слезь.

Нэпал весит семьдесят фунтов и лежит прямо над тем местом, где был перелом. Я начинаю испытывать боль и похлопываю по стулу, стоящему рядом:

— Слезай, приятель. Тебе придется слезть. Иди вот сюда.

Нэпал не хочет двигаться.

— Не хочешь? Давай же! Нет, вы только посмотрите!

Мне становится смешно. Я смеюсь над собой. Над нами обоими. И от смеха мне становится легче. Боль чудесным образом отпускает.

Мы ложимся поздно. Я кладу собачью подстилку на полу возле кровати, перебираюсь с коляски на матрас и от чистого сердца желаю Нэпалу спокойной ночи. Мы вместе лишь пятнадцать дней, а этот пес уже изменил мою жизнь. Я благодарю его от всей души.

Но очень скоро Нэпал присоединится ко мне. Неугомонный пес. Я чувствую на себе его взгляд. Я устал, ноги и спина почти не болят, и нужно урвать немного сна, пока нет боли.

Я открываю один глаз и бросаю беглый взгляд на Нэпала.

Он положил голову на край кровати, глядя на меня своими яркими глазами. Ему что-то нужно. Думаю, пора погладить его на ночь. Я протягиваю руку, но пес отстраняется. Непонятно. Странно. Почему он так? Я чем-то его обидел? Нэпал снова кладет голову на кровать, я снова протягиваю руку, но он опять отстраняется. Я сделал что-то не так, но что?

Нэпал отворачивается, идет в изножье кровати и кладет голову подальше, так чтобы я не мог дотянуться. Он пытается что-то мне сказать, просто я не понимаю. И наконец до меня доходит: пес просится ко мне. Наверное, все дело в этом. Мы несколько часов валялись на диване, но Нэпалу этого не хватило.

Я позволяю ему запрыгнуть и засыпаю, чувствуя, как он подвигается все ближе и ближе. Думаю, скоро он ляжет мне на грудь и раздавит меня, но это неплохой способ быть задушенным.

Через некоторое время я просыпаюсь в холодном поту. Мне снился кошмар. Постепенно ко мне возвращаются все более и более давние воспоминания. Сегодня я был в джунглях с парнями из местного спецподразделения «ПАТРИА». Они все до одного ненавидели наркокартели — наркобаронов-миллионеров и головорезов, которых те финансировали и вооружали. Мало кто из членов «ПАТРИА» не потерял сестру, брата, мать или отца в нарковойнах. Все бойцы верили в свое дело. Они не очень заботились о том, чтобы перекрыть поток наркотиков, ведущий в США. Почему это должно их интересовать? Они лишь хотели привнести хоть немного законности и порядка в свою страну и положить конец бандам смертников.

Во сне у меня на лице были четыре глубокие царапины, оставленные когтями оцелота. Это дикая кошка размером с небольшого пса. Повстанцы держали меня в тюрьме где-то в чаще джунглей и пытали. Они натравливали на меня оцелота, который должен был разорвать мое тело в клочья своими когтями, а потом сожрать внутренности.

В этом сне была доля правды: все мы больше всего боялись плена. И что касается оцелота — здесь тоже была реальная основа. В джунглях мы нашли брошенного котенка оцелота и вырастили его. Я ходил по лагерю, а он лежал у меня на плечах, свесив лапы. Он был красивым — золотистая шубка в пятнышках, огромные темные глаза.

Однажды я играл с ним и что-то пошло не так. Я забыл, что, по сути, оцелот — дикое животное. Он полоснул меня когтями по лицу. Ну и кровищи было! Пришлось даже делать укол от кошачьего гриппа. Но я все равно любил этого оцелота и повсюду носил его с собой в лагере. Просто мне очень нравятся животные.

Думаю, что этот сон, как и остальные, которые продолжали мне сниться, означал медленное болезненное обретение памяти. Каждый сон возвращал мне что-то из утраченного. Воспоминания накапливались, как песчинки, перетекающие в нижнюю часть часов.

Обычно после кошмара я не мог заснуть, потому что был слишком напряжен. Но в этот раз вместе со мной проснулся Нэпал. Мне становится легче от одного его присутствия. Я знаю, что сна у него ни в одном глазу: жетончики, которые Джим прицепил псу на ошейник, легонько позвякивают при каждом движении. И в данный момент я слышу их перезвон.

Я встречаюсь с Нэпалом взглядом и читаю в его глазах: «Ты как, приятель? Если что, помни: я здесь. Демоны до тебя не доберутся, ведь у тебя есть я. Тебе ничто не грозит, пока я с тобой».

И знаете что? Когда Нэпал лежит вот так, придавив меня своим весом, я ему верю. Безоговорочно. Я засыпаю и крепко сплю до самого утра, пока не наступает время будить мальчиков для нового, прекрасного дня-с-Нэпалом.

За годы жизни с инвалидностью я приобрел привычку спать днем, как вампир. Я провожал мальчиков в школу, возвращался домой и ложился прикорнуть. Почему-то спина — это наблюдали многие с подобными травмами — лучше всего чувствует себя рано утром, когда солнце только взошло. Именно тогда у меня обычно была возможность поспать несколько часов.

Итак, проводив мальчиков в школу, я вырубался, молясь, чтобы не накатила боль. Управление болью… Это стало для меня своего рода искусством. Это выматывало. Но теперь рядом со мной Нэпал, оживленный, с горящими глазами. Это первое наше утро дома. «Пап, вставай! Смотри, какой хороший день!» Думаю, что «вампирская эпоха» закончилась.

Я пытаюсь выиграть немного времени и говорю:

— Нэпал, разбуди мальчиков! Иди разбуди мальчиков!

Он выбегает и просовывает голову в дверь комнаты Блейка. Отныне Нэпал всегда начинает с Блейка. На секунду пес застывает, принюхиваясь и внимательно прислушиваясь, чтобы убедиться: «жертва» действительно там. Я прямо кожей все это ощущаю, лежа в кровати.

— Взять его, Нэпал! — кричу я. — Давай!

Пес врывается в комнату, запрыгивает на кровать и стаскивает с Блейка одеяло. Время сна истекло. Несколько секунд спустя все трое сынишек вваливаются ко мне в комнату.

Меня очень терзало то, что я не могу быть для них таким отцом, который им нужен. Отец в инвалидной коляске… Человек с ограниченными возможностями… По правде говоря, мои сыновья даже не помнили, каким я был до всего этого, потому что были тогда слишком малы. Они видели своего отца лишь прикованным к инвалидной коляске. Но отец, накачанный обезболивающими до состояния полной недееспособности, — это было бы слишком. Такого я не мог допустить, поэтому старался бороться с болью без лекарств. В их состав входит морфий. Большинство людей эта доза на долгие часы отправляет в страну сказок.