Сверхдержава - Андрей Плеханов

— Спасибо, Старик, — с чувством произнес Краев. — Теперь я ценю твою заботу. Особенно трогательно звучит то, что меня не убьют раньше, чем положено! А когда меня положено убить? И кто меня убьет? Ты не в курсе, случайно?

— Я не знаю. Обычно я не вмешиваюсь в дела людей. Я только общаюсь с теми из них, кто чем-то заинтересовал меня. Но сейчас я решил вмешаться. В течение того времени, пока мы с тобой беседуем, Салем будет находить в твоем сознании только пустоту. Надеюсь, это убедит его.

— Кто ты? Ангел? Сам Бог? Или, может быть, один из богов? Когда-то их много обитало на Земле.

— Боги никогда не обитали на Земле, — устало сказал Старик. — У богов своя обитель… А кто я? Никто. Один из Старых. Последний из Старых, который никак не может умереть. Что мне остается делать? Только наблюдать за людьми. И иногда пытаться помочь им. Хотя это и не приводит ни к чему хорошему.

— Слушай… Твоя картина там, в доме… Этот корабль. Он производит потрясающее впечатление. Что ты хотел сказать этим?

— А ты что думаешь по этому поводу?

— Это путь. Путь, по которому нужно идти и по которому мы не идем.

— Не совсем так. — Старик мягко улыбнулся. — Это просто Инь, переходящий в Ян. В моей собственной интерпретации. Без Великого Предела. Я всегда рисую Инь и Ян — на всех своих картинах. Я удивительно однообразен в своих художественных пристрастиях. Когда-то мы спорили об Инь и Ян с Чжоу Дуньи[5]. Я утверждал, что между ними не существует границы, пусть даже волнистой. Есть только плавный переход — состояние, которое является и тем и другим. Причем это состояние и есть жизнь. А чистый Ян так же мертв, как и чистый Инь. Он смеялся надо мной. Он говорил, что как движение, так и покой могут доходить до предела. Он говорил, что мудрость древних мне недоступна. Но что он мог знать о древних? Он был просто мальчишкой…

— Ты так стар?!

— Я сам не знаю, насколько я стар. Память моя вмещает тысячелетия, но и она не бездонна. Мое прошлое скрылось для меня в бездне забвения. Иногда хочется заглянуть в бездну, но от этого так кружится голова…

— Ты, наверное, знаешь ответы на многие вопросы, Старик? Что происходит здесь, в этой стране? Скажи мне!

— Это болезнь. Болезнь. Новая болезнь человечества. Последняя ее болезнь…

— И что? Мы все погибнем?

— Все люди когда-нибудь умрут, — веско сказал Старик. — Не умирают только бессмертные. Но, поверь мне, бессмертие — это болезнь похуже смерти. Это болезнь, от которой не избавляет даже смерть.

— Я хочу, чтобы ты объяснил мне все это, — заявил Краев. — Всю эту белибердень, которая происходит на моих глазах. Ты объяснишь мне все. Я все пойму. И может быть, решу, что я должен делать…

— Ты хочешь заменить свою жизнь суррогатом?

— В каком смысле?

— Познание — это смысл твоей жизни. Чем ты сейчас занимаешься? Ты пытаешься познать мир — пусть даже рискуя собой, совершая поступки, которые могут показаться нелепыми. Но ты идешь своей собственной дорогой. Сейчас ты предлагаешь, чтобы я украл отрезок твоего жизненного пути — чтобы я рассказал то, что тебе предстоит познать самому. Я не буду этого делать. Проживай свою жизнь сам и не позволяй никому это делать за тебя.

— Нет, ну почему же? — Краев пытался сопротивляться. — Я только хочу получить от тебя некоторую информацию…

— Информация — это не познание. Познание — это нечто большее. Иди, человек, иди… Ты слишком задержался здесь…

— Подожди! — выкрикнул Краев.

Но Старик медленно исчезал, растворялся в воздухе вместе со своим столом, своей недоеденной перепелкой, своими горами и пропастью — как изображение на экране, занимающем весь мир. Потом что-то щелкнуло, и изображение исчезло совсем. Краев остался в полной темноте.

Николай Краев лежал на широкой прямоугольной кровати в комнате с синими стенами. Над ним наклонился человек по имени Салем. Правой рукой чумник чесал в макушке, выбритой наголо. Он был очень озадачен.

— Лиза, как ты думаешь, он не того?… — произнес Салем.

— Вполне вероятно. — Девушка Лиза тоже наклонилась над Краевым, дышащим ровно, но не подающим ни малейших признаков разумной деятельности. — Похоже, ты перестарался, Салем. Говорила же тебе — снизь амплитуду пиков! Ты же не с компьютером работаешь — с живым человеком! Вот и допрыгался, экспериментатор! Агрегат будет очень недоволен. Он тебе башку оторвет.

— Ничего мне не будет! — огрызнулся Салем. — Не в Агрегате дело! Знаешь, в чем проблема? Проблема в том, что я вовсе не собирался убивать этого странного человека. Он мне даже понравился, если хочешь знать! Я хотел только убедиться, что он не опасен.

— Ага! — Лиза сморщила физиономию и стала похожа на обезьянку. — Понравился он тебе! Ты чуть не обгадился от страха, когда узнал, что к нам пожаловал метаморф из «четверки». Все, можешь считать, ты обезопасился достаточно. Ты все мозги ему выжег!

— Эй, ты, очухивайся! — Салем начал хлестать Краева по щекам. — Ты! Слышишь? Не отъезжай, брат! Ты нам нужен!

Голова Краева моталась туда-сюда под звонкими пощечинами. Вдруг Салем вздрогнул — глаза Николая широко распахнулись, и он уставился на Салема вполне осмысленным взглядом. Ничего хорошего этот взгляд не выражал.

— Как ты, брат? — В голосе Салема звучало облегчение, может быть, даже некое подобие сочувствия.

— Херово, — шепеляво сообщил Краев. — Давай я настучу тебе по морде, Салем. Может быть, тогда ты поймешь, что чувствует человек, когда его лупят по физиономии.

— Ладно, извини! — Салем уже широко улыбался. — Я-то уж думал, ты это… Концы отдал.

— Отдашь тут с вами концы… — Краев сел на кровати, полез пальцем в рот. — Черт… Ладно, хоть зубы не сломал. Реаниматор хренов… Ну, давай рассказывай.

— Что рассказывать?

— Что ты там про меня узнал?

— Я думал, это ты мне расскажешь что-нибудь интересное…

— Хорошо! — Краев уставился на Салема столь выразительно, что тот невольно опустил глаза. — Расскажу тебе все как на духу, камарадо. Я помню себя в двухтысячном году. Тогда, когда началась эта хренова Большая смута. Меня тогда тоже задержали на улице — как и тебя. Только мне не дали оружия. Меня привезли в какое-то военное учреждение, и дальше я ничего не помню. А очухался я только неделю назад — в Москве. Прямо на улице. И обнаружил, что нахожусь в другом времени и в стране, которая совершенно не похожа на Россию. То, что я увидел, поразило меня до глубины души. Я оказался в фантастической сказке. Люди вокруг были странными, манера их поведения — идиотской, порядки — просто неописуемыми. Пропустить стаканчик и то негде. В кармане я обнаружил пластиковую карточку. Я поступил просто — подошел к первому попавшемуся менту и предъявил ее. В результате я попал в странное учреждение — то ли тюрьму, то ли больницу. А там никто из этих сволочных «правильных» и не думал объяснять мне, что со мной сделали. Я только узнал, что восемь лет моей жизни вылетело в трубу. Я понятия не имел, что все эти восемь лет происходило — и со мной, и с нашей бедной страной. Единственное, что мне сообщили, — то, что я неиммунный из четвертого врекара и теперь перевожусь в седьмой карантин. Для меня этот набор слов представлял полную абракадабру. Я не знал ни черта. Мне очень нужна была информация. Два первых нормальных человека, которых я встретил в спецрейсе, были двумя чумниками. Вася и Савелий. Знаешь их?