Калипсо - Ингар Йонсруд

Педер Расмуссен.

Фредрик ощутил необыкновенную усталость. Около ресторана он окликнул такси. Идти не было сил. Не было сил думать. Сердце наполнилось горечью. Что за чертовщину творит Андреас?

Некоторые дни бывают бесснежными. Как и этот, когда температура опустилась сильно за минус десять. И просто ужасно холодно. А в другие дни все же идет снег. Тихо сыпется, как сахарная пудра.

И Кресус, и Беттина недоверчиво посмотрели на Фредрика, когда он достал собачьи носки и аккуратно надел их на лапы собаки. Он настоял, что сегодня сам отведет ее на прогулку перед завтраком. И даже принес кофе в постель. Ему пришло в голову, что, возможно, он перегнул палку.

Еще до того, как они дошли до Фрогнерпарка, у Фредрика в носу замерзли сопли, усы отяжелели от кристаллов льда, а голова – от мыслей. Андреас. Андреас носит в себе какую-то тайну. Почему он не рассказал о столкновении с Расмуссеном? Что Андреас прошептал на ухо убийце? Фредрик просто не понимал и поэтому все время думал об этом.

Юдит Йедде сказала, что Педер Расмуссен был их информатором в Москве. А может быть, Расмуссен был еще и осведомителем полиции? И Андреас – его контакт? Они уже давно работают вместе, Фредрик с Андреасом. Но Фредрик все же держал некоторые вещи при себе. Например, некоторых стукачей. Видимо, и коллега тоже так делал.

В таком случае это бы объяснило, почему Педера Расмуссена выпустили из тюрьмы после минимального срока. И было бы ясно, почему Андреас скрывал свою связь с ним. Зачем говорил с его психологом.

У Монолита, скульптурной башни из фигур людей в высшей точке Вигеландспарка, Фредрик остановился. Посмотрел на ряды обнаженных бронзовых гигантов, будто съежившихся от холода вдоль бульвара парка внизу. Он слишком поздно заметил, что Кресус собирается сделать свои дела. Фредрик кашлянул и осторожно сказал «sorry» группе японцев, грустно опустивших свои камеры. Он снял перчатку и порылся в кармане в поисках черного пакетика.

По всей вероятности, Юдит Йедде имела источник в полиции, и тот прекрасно знал нравы разведки. Поэтому Андреас выдавал такие ненавидящие замечания против «агентов»? Чтобы никто не заподозрил, что именно он и есть утечка?

– Беттина?

Фредрик, стоя на носках, убирал в шкаф бокалы для вина, вынув их из посудомойки. Он услышал шлепанье ее босых ног по кухонному полу.

– В холодильнике есть телячий фарш. Хватит и тебе, и Кресус. Я просто подумал, чтобы вам было что поесть вечером.

– Как мило. Моя Кресус обрадуется. – Она запнулась. – Но … вечером?

Он повернулся. На ней был его утренний халат.

– Мы разве не идем на концерт? На этого парня, играющего «Ромео и Джульетту» на альте? – Беттина вопросительно взглянула на него.

– Идем… – начал Фредрик и, наклонив голову, посмотрел на нее снизу вверх, в попытке изобразить чувство стыда. – Но я хотел спросить тебя, могу ли я отдать твой билет Андреасу? Нам нужно поговорить, в другом месте, а не в полицейском участке.

Ее глаза потемнели. Она затянула пояс на талии и уперла руки в бока.

– Черт подери, Фредрик. Мы никогда никуда не ходим втроем!

Он поднял руки.

– Ты только выслушай меня. У нас сейчас очень сложное дело. Мы никуда не продвинулись, и мне кажется, что Андреас что-то скрывает. Что он не доверяет мне. Не знаю, является ли причиной… мой кризис, или есть другие. Но мне необходимо с ним поговорить.

– И это обязательно делать сейчас? Вечером? В субботу?

Черные тонкие волосы заколыхались из стороны в сторону, когда Беттина закачала головой.

Конечно, она была зла на него. Они почти не разговаривали. То есть она-то говорила. И хотела, чтобы и он говорил. О работе, о коллегах, об отношениях с сыном, с дочерью и с Элис. Об их отношениях, о Фрикке и о чем угодно, что могло быть хоть как-то быть связано с тем, что Фредрик оказался на улице без сознания, унесенный лекарствами и алкоголем.

Он не впускал ее в свое личное пространство, и они оба это знали.

Фредрик с усилием сглотнул и подошел к Беттине. Обнял ее худое тело. Она подняла плечи, но не оттолкнула его.

– Беттина… Сейчас на меня черт знает сколько всего свалилось. Я понимаю, что продолжать так мы не можем. Что я не могу продолжать так, я хотел сказать. Но… ты не могла бы сделать это для меня?

Он сделал шаг назад. Взял ее руки, и она позволила ему держать их.

– Тебе ведь даже не нравится классика. Ходят слухи, что весной опять приедут Stones. Давай я куплю билеты? Где бы они ни играли. Копенгаген? Лондон? Только мы вдвоем. Или с Якобом, если хочешь, чтобы он пошел с нами.

Она недовольно покачала головой.

– Rolling Stones, – фыркнула она. – Они уже так чертовски… стары.

Она вот-вот сломается. Он выпустил одну ее руку и своим большим пальцем провел под ее глазом, положил его в рот и причмокнул.

– Спасибо, – сказал он.

– А после вы сразу же поедете домой и мы потрахаемся.

– Договорились.

– Папа, когда придет Андреас?

– Он не придет.

Когда Фредрик собирался жениться на Элис, он купил бабочку. Цвета синего моря в косую черную полосочку. Тогда он ее не надел и так и не надевал с тех пор. И все же он почувствовал прилив гордости, когда сын спросил, можно ли ему одолжить ее. И вот Якоб предстал перед ним в открытом фойе в концертом зале Осло, с непослушными кудрями, в немного широковатом черном костюме, рубашке и с бабочкой набекрень. Фредрик протянул руку, чтобы поправить ее, но Якоб ее отклонил.

– Пусть останется так. В смысле не придет?

– Давай немножко подождем, – сказал Фредрик.

Отец с сыном стояли у билетной стойки. Они пришли пораньше, и только теперь холл стал наполняться. По каменному полу стучали шпильки и кожаные подметки. Фредрик всматривался в лица вокруг. Узнает ли он его? Да. Вот он идет. Маленький, худой мужчина проскользнул через стеклянную дверь, быстро прошагал к узким кожаным скамейкам на другой стороне фойе, где положил дипломат и снял пальто.

Ему примерно под шестьдесят, носит круглые очки в простой оправе и бородку, похожую на щетку для обуви. Он перекинул пальто через руку и прошел прямо мимо них.

– Я Федор Ларинов, военный атташе в российском посольстве. Для меня должны были отложить билет. – Он говорил на безупречном норвежском.

– Сейчас посмотрю, – сказала женщина за стойкой. Она в сомнении огляделась вокруг.

Фредрик протянул руку.

– Старший следователь полиции, Фредрик Бейер, участок Осло. Это мой сын Якоб. Ваш билет у меня.

Якоб, билетерша и русский непонимающе посмотрели на Фредрика. Он осторожно потянул Ларинова за собой.