Интернат, или сундук мертвеца - Нина Васина

— Он пока сидит. — Ева только теперь почувствовала холодный приторный страх и отвращение. Все было в работе, но так ее еще не подставляли.

— Сидит, значит. Ну и ладно! Подведем итоги? Вы возвращаете мне журнальчик, я говорю спасибо. Вы не возвращаете мне журнальчик, я не против, только будете мне должны. Придет время, я напомню про должок. А дело это заведенное отслежу, можно будет чего-нибудь добавить при случае.

— Ты знал, что мы сразу потащим наркотик в отдел, ты же знал! — Ева с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься на Никитку.

— Да нет, — секретарь широко и белозубо улыбнулся, — я иногда смел помечтать, что вас обнаружат на таможне и посадят, вот это была бы настоящая хохма, праздник души, можно сказать! Ну, попрощаемся?

— Ты объявил мне войну, ты это понимаешь? — поинтересовалась Ева.

— Да? А я думал, что у нас спортивный турнир. Пока я веду! — Никитка постучал в дверь автобуса, когда она открылась, повернулся и помахал рукой.

— П-пока, девочки.

— Застрели его немедленно! — Далила стала трясти Еву. — Здесь, на кладбище!

— Ну да, размечталась! И тебя пришлют меня тестировать, да? Успокойся.

— Как я могу успокоиться, он же в любой день может подложить наркотик, позвонить, а на мне уже есть провоз!

— В этом провозе нас было двое. Ладно, извини меня.

— Что еще случилось?

— Ну извини, я плохо себя вела. Я тебе не верила. Мне надо отдохнуть.

— Это ты про наручники? — Далила глубоко вздохнула, успокаиваясь. — Да ладно, даже интересно. «Это моя женщина!» — передразнила она Еву. Смеха не получилось. Обе грустно улыбнулись. — Мы что, теперь здесь жить будем? — Далила показала рукой в окно. Мимо автобуса один за другим отъезжали шикарные машины.

Послышался пронзительный звук милицейской сирены. Автомобили притормозили.

К автобусу подкатил заляпанный гаишный «форд». Из него вышел Валя Мураш и постучал по автобусу.

Далила вышла первой.

— У вас все в порядке? Я насторожился — вроде сходка здесь, притормозил всех.

Слушай, может, прошвырнуться у них по багажникам? — Мураш показал Еве на застывшую шеренгу. — То-то железа нагребем!

— Не надо. Скажи, чтобы до города ехали сзади. — Ева спрыгнула в снег и пошла к «форду».

Через полчаса медленной «экскурсионной» поездки со скоростью не больше тридцати Мураш не выдержал:

— Хватит эскорта или еще прокатимся?

— Да черт с ними! — Ева махнула рукой.

— Нет, красиво же едем! — Далила смотрела в заднее стекло. Она насчитала на спуске четырнадцать машин. Они строго, одна за другой, плелись за гаишным «фордом».

Мураш нажал на газ, «форд» рванул радостно и плавно к зажженной огнями Москве.

Мураш привез женщин в небольшое казино на Ленинском. Тускло светилась синяя надпись на желтом фоне, холодный ветер прогнал с улицы всех прохожих. Внутри, за массивной дверью со швейцаром в ливрее, было тоже немноголюдно. Пахло дорогими сигарами и цветами.

— О черт! — Мураш споткнулся и стукнул себя по лбу. — Мужики сказали мне приготовить цветы для вас! — Он показал букеты в огромных напольных вазах.

— Мы любим розы! — заявила Далила, сдерживая дрожь. Она так и не согрелась. — А что мы здесь будем делать? И где они, эти мужики?

— Это такой закрытый клуб для своих, все будет очень уютно, вот только цветы!..

— На улице у ресторана продают в киоске. — Ева кивнула на дверь. — Эй, я люблю розы, и чтобы розовые были, обязательно розовые!

— Я мигом, пройдите вон туда, за портьеру, там дверь, вас ждут.

— Я — сначала в туалет, — сказала Ева, когда Мураш убежал.

В туалете она достала косметичку и за десять минут разукрасила себя под изумленным взглядом Далилы. Вытащила из сумки туфли на тонком каблуке.

— Поминки так поминки, — сказала она в свое обработанное лицо в зеркале и провела быстрым языком по кровавой помаде. — Запрячешься? — предложила она Далиле, протягивая косметику.

— Нет, спасибо, еще разревусь и потеку.

— Не потечешь, отличного качества товар, можешь обрыдаться и облизать кого угодно — следов не останется!

— Где ты это взяла?

— Ну, я же успела в парикмахерский салон перед похоронами!

— Разве что губы, — неуверенно всмотрелась в свое измученное лицо в зеркале Далила.

Сергей Ковалев расставлял в уютной комнате для гостей принесенные Мурашом розы.

Волков полулежал на длинном диване, перебирая струны гитары.

Дверь открылась. Первой вошла Ева, медленно стаскивая с головы теплый черный шарф. Мураш застыл со штопором в руке, Волков приподнялся, открыв рот.

— Вот это класс! — сказал Ковалев.

Голова Евы была выбрита, только на самой макушке топорщилась двухцветным невысоким ежиком симметричная пятиконечная звезда, одним лучом опускаясь ко лбу. Глаза Ева подвела очень сильно, растягивая темно-синюю окантовку к вискам, с висков свешивались два крошечных колокольчика на тонких цепочках. Она медленно, не дождавшись помощи от остолбеневших мужчин, сняла длинную меховую куртку и оказалась в черном облегающем платье.

Опомнившийся Мураш успел подхватить куртку Далилы. Далила была в белом. Матово темнели в золотой крупной цепи на груди огромные жемчужины, путаясь в тяжелых желтых волосах.

— Ну что, мальчики, обещали еду и песни! — Ева прошла к столу и выбрала место подальше от Волкова.

— Кто это тебя так… деноминировал? Поминать будем? — Ковалев поднял бутылку. Волков закрыл ладонью свою рюмку.

— Только без тостов, — попросила Далила, выпила темное густое вино и залилась слезами.

— Ну, ты уж совсем. — Мураш заволновался. — Я розы купил, смотри какие! Угодил?

Далила отворачивалась, вытирая лицо.

— Он купил бинокль, мы смотрели в него на этот дворец. Ты сидела с мальчиком на балконе, это было вот только что! — сказала она.

Ева стиснула зубы и показала Ковалеву налить ей еще.

— Отличные розы! — похвалила она Мураша, оторвав розовый лепесток и съев его. — Далила, будешь?

— Что? Нет. Он радовался как ребенок, когда тебя нашел. Знаешь, что я заметила? Старики, они становятся чересчур эгоистичны в своих желаниях. — Далила моментально захмелела, плакать перестала. — Этот их эгоизм, он такой странный, он раздражает. А у детей — нет. Тебя это не удивляет?

— Нет, — уверенно сказала Ева, обдирая вторую розу и закрывая от удовольствия глаза.

— Да смерть — это вообще не грустно. Это как необходимость! — Ковалев налегал на еду, Мураш заинтересованно смотрел, как от роз остаются култышки пестиков с анемичными тычинками по краям.