Кровь цветов - Анита Амирезвани

— Это тоже ничего не значит.

Я промолчала. Для меня это очень много значило. Замужество за богатым мужчиной вроде Ферейдуна сняло бы все мои трудности. Я ждала, надеясь, что он попросит меня выйти замуж, но он не сделал этого.

Ферейдун обнял меня, но я не отозвалась.

— Этого хочет мой отец, — сказал он, согревая мое ухо своим дыханием. — Ему всегда хотелось союза с известной исфаханской семьей. Возможно, это помогло бы его назначению губернатором провинции.

Я не ответила. Он никогда не сделал бы предложения семье Нахид, если бы их дочь не была такой ослепительной.

— Она красавица, — обозленно сказала я.

— Я слышал про это, — ответил он. — Через день-два я встречусь с ней и увижу сам.

Ферейдун принялся оглаживать мои щеки своими мягкими ладонями.

— Я ничего о ней не знаю. Но с того момента, как мы встретились и ты приказала мне не смотреть на тебя, ты мне нравишься. Многие женщины притворились бы вежливыми и ускользнули, а ты показала мне свой острый язычок. Я восхищаюсь твоими черными волосами и смуглой кожей, словно двумя сортами темного бархата. Я думал, ты слишком юна, чтобы быть одной из дочерей Гостахама, и, когда мальчишка вернулся, я заплатил ему за рассказ о тебе. Когда я нанял Гостахама сделать мне ковер, я попросил вплести туда талисманы, потому что хотел, чтобы узора коснулись твои пальцы. Увидев ковер на станке, сверкающий драгоценными камнями, я решил — ты будешь моей.

Впервые мое сердце дрогнуло от его слов.

— Я никогда не знала, почему ты меня захотел, — сказала я.

Ферейдун вздохнул:

— Моя жизнь полна людей, распевающих мне хвалу в надежде на монету покрупнее. Даже моя первая жена, прежде чем умереть, обычно ублажала меня, чтобы получить то, чего хотела. А ты такого не делаешь, и мне это нравится.

Я удивилась, потому что я-то делала все, чтобы усладить его своим телом. Однако я и вправду удерживала мед на языке.

Ферейдун провел руками по лицу, словно стирая дневную пыль.

— Я не могу уже ничего изменить, — сказал он. — Отец хочет, чтобы я женился на женщине со связями, и я женюсь. Но это не значит, что я тебя не хочу — вот так, — и очень часто…

Ферейдун притянул меня к себе, прижался грудью к моей спине и стал гладить меня, хотя я была окутана одеждой. Я не хотела позволить ему любить себя, но его прикосновение разжало мои колени, особенно когда я знала, что делать. Я позволила ему снять мою уличную одежду: он будто срывал слои с луковицы.

— После прошлой ночи, — говорил он, — я весь день думал о том новом чуде, которое ты можешь приготовить мне сегодня.

— Я ничего не приготовила, — отвечала я железным голосом.

— А, ладно, — согласился он. — Ты была опечалена. Ничего странного.

Он принялся ласкать мои ноги, а я отводила его руки, но он не возражал. Сейчас я видела, что он наслаждается новизной ощущения — застать меня неготовой, невыкупанной, в уличной одежде, сопротивляющейся его прикосновениям. Я снова оттолкнула его, но уже не желая этого; он тут же увидел, что это игра, и принялся ухаживать за мной, словно это он был куртизанкой, а я — тем, кого надо усладить. Он гладил мое тело до тех пор, пока я не перестала отбиваться от него. Тогда он позволил мне взять его любым способом, каким захочу я. Он в изумлении наблюдал, как я восхожу на его вершину, да не единожды, а трижды. Наслаждение было в перемене, в игре, когда он отдавался моему наслаждению. Я брала и брала его в эту ночь, пока не насытилась так, как еще не бывало.

Прежде чем уснуть, я думала о матушкиной сказке, рассказанной мне несколько дней назад, о рабыне Фетнех и о том, как она узнала и покорила своего шаха. Он не оценил ее, пока не решил, что потерял навеки. Я размышляла, могу ли сама, если найду умный подход, заставить Ферейдуна объявить меня драгоценнейшей из привязанностей своего сердца.

Сначала не было, а потом стало. Прежде Бога не было никого.

Жил-был в Иране шах по имени Бахрам, известный повсюду своей храбростью. Однажды он убил дракона-людоеда и вырезал из его брюха ребенка, а из пасти льва он вырвал свою золотую корону. Но во время досуга его любимым развлечением была шота.

Была у Бахрама рабыня по имени Фетнех, сопровождавшая его во всех вылазках. Фетнех была стройной и сильной, могла скакать на коне так же быстро, как ее господин. Вместе они мчались по многу верст, преследуя диких ослов и другую дичь. Вечерами Фетнех пировала за его столом, и он радовался ей более, чем кому-либо. Даже сестры его, чьи руки сверкали золотыми браслетами, не сияли в его глазах подобно Фетнех, чьи нагие руки были белее жемчуга.

Как-то они охотились далеко в пустыне, и добыча их была скудной. Свита шаха рассыпалась далеко по сторонам, чтобы гнать к нему дичь. Бахрам и Фетнех ехали вдвоем, беседуя, когда шах заметил дикого осла. Издав клич, он пришпорил коня, помчался за зверем и выстрелил из лука ему в сердце. Колени осла подогнулись, он грохнулся оземь и испустил дух перед шахом. Бахрам заметил, что Фетнех смотрит, но не хвалит его.

«Разве ты не увидела, как отлично я выстрелил? — спросил он. — Вон появился другой зверь. Как мне его убить?»

Фетнех улыбнулась, ибо знала, как шах любит всякие состязания. «Могу придумать отличный способ свалить его, — сказала она. — А если прибить его ногу стрелой к морде?»

Подумал Бахрам и понял, как это сделать. Вложил свинцовый шар в пращу и метнул его в ухо ослу. Раненый, тот вскинул ногу к голове. Шах тут же сдернул с плеча лук и одной стрелой приколол его ногу к морде. Довольный собой, он повернулся к Фетнех, ожидая похвалы.

Она же спокойно заметила: «Вы стали отлично охотиться, господин. Тот, кто совершенствуется в своем искусстве, однажды им овладевает».

Шах был окружен суетившимися придворными, начинавшими лебезить вокруг, едва он делал вдох. Как рабыня могла быть такой дерзкой? Понимая, что будет неверно ударить ее, он сдержал руку. Скрытно подозвал к себе старого седого воина и отдал приказ. «Эта женщина возмущает покой шаха, — сказал он. — Уничтожь ее, пока я не сделал это сам».

Воин подхватил Фетнех на седло и поскакал в далекий город, где у него был дворец с высокой башней. Пока они скакали, на сердце у него становилось все тяжелее при мысли о том деле, что ему предстояло. Он убил в сражениях множество мужчин, однако не мог вынести того, что ему предстоит убить безоружную рабыню.

Когда они прибыли, он отвел Фетнех по лестнице в шестьдесят ступеней на самый верх башни, где собирался выполнить повеление шаха. Но прежде чем он успел обнажить клинок, она остановила его такими словами. «Не забывай, что я любимое достояние шаха, — сказала она. — Останови руку свою на несколько дней, но шаху скажи, что исполнил его приказ. Если он будет доволен, ты успеешь взять мою жизнь. Если нет, однажды ты удостоишься его благодарности».