Передвижная детская комната - Евгений Меньшенин

Я что тебе, какой-нибудь спецагент на вертолете?

Слабая надежда в душе Миши растаяла. А было бы так просто.

Но нет. Для него не существует простых путей. Он никогда не выигрывал в лотерею, хотя пытался. Иногда покупал лотерейные билеты, надеясь разбогатеть и сбежать от своей мамаши. Он никогда не вытягивал игрушку из автомата с трехпалой рукой, висящей над кучей медведей, динозавров и пистолетов. Он никогда не выигрывал в одноруких бандитах, куда надо было кидать пятирублевые монеты. Не прошел ни одной видеоигры до конца (в детстве мама не разрешала ему играть в приставку, но когда у него появился компьютер, когда все его ровесники уже насытились играми, он только-только погрузился в виртуальный мир, но тот быстро наскучил ему, так как его часто убивали). В жизни его ждали тропы, наполненные ловушками, сложностями, препятствиями. Будто он перед рождением при выборе уровня сложности ткнул на «Ой, кошмар! Кошмар!» и сам не заметил. Это все бы объяснило. Ведь и мамка у него была не подарок, и детство его прошло так, что бульдозер бы не справился.

Че разлегся? Вылезай!

«А может, мне сдаться, мама? Неужели так плохо попасть в тюрьму? Я все равно не сбегу отсюда. Мама. У меня гудит в голове. Я дышу, как раздувная штука для печи, у меня ноги болят, я уже не чувствую их. Одну ногу у меня свело так, что я даже разогнуть ее не могу. Я сломал зуб. И, мне кажется, не один. Да, не один. Меня скоро сожрут насекомые. Ну куда я пойду? Куда? Мне не выжить без медицинской помощи. Я умру. Просто умру на помойке. А в тюрьме меня будут кормить. Кормить, одевать, и помажут все мои раны мазью. Они позаботятся обо мне. Даже после того, что я сделал».

Если ты еще скажешь что-нибудь подобное, то, клянусь, я не дам тебе спокойно жить. Если ты сдашься, я буду будить тебя каждую ночь. Ты будешь в ужасе просыпаться на своей койке в тюрьме и молить о пощаде. Я откину ширму, и ты будешь слышать все крики, все стоны тех, кто сейчас находится в аду. Живые не в силах такое выдержать. Это как… Как выйти на поле боя, где все мертвые, порубленные на куски солдаты разом ожили и почувствовали боль из смертельных ран. Этими криками можно доводить до седины младенцев, эти крики разбудят даже Рамсеса Второго — да даже Первого. Но это еще не самое страшное, что тут есть. Есть вещи и похуже. И я это могу использовать. Я не позволю тебе сдаться.

Лай собаки. На этот раз намного ближе.

Миша почувствовал укол адреналина. Но он больше не помогал. Да, сердце начинало стучать быстрее, но тело уже не слушалось. Оно превратилось в набор болевых точек. А мясо-то осталось? А кости? Хоть что-нибудь еще работает?

«Мама. Зачем это все? Зачем? Для чего я тебе? Ты же не можешь просто так это делать. Тебе всегда было плевать на меня. А сейчас ты беспокоишься, чтобы я выбрался. И какой ценой? Ценой моего здоровья. Мне это невыгодно».

Тебе это выгодно. И я всегда переживала за тебя. Стала бы я скрывать то, что ты сделал со своей подругой, если бы мне было на тебя насрать?

Миша чуть не задохнулся. Но в какой-то степени мамка была права. Да, она действительно помогла ему. Помогла скрыть его… преступление? Ошибку? Что это было?

Многие годы Миша задавался этим вопросом. Что это было? Ведь он не желал ничего плохого. Даже если это и было преступлением, то оно точно не было умышленным.

Они сидели на камне с Машей, и в какой-то момент Миша понял, что она хочет, чтобы он поцеловал ее. Он понял по ее румянцу на щеках. Почему она залилась им? Потому что думала о том же, о чем и он.

Да, она хотела этого. Чтобы он поцеловал ее. И когда Миша наклонился к ней, она почему-то отпрянула. Слишком уж резко. Так резко, что соскользнула с камня.

Если бы не этот ее рывок, то Миша, может быть, и сообразил бы подхватить Машу и удержать на камне. Но он видел, как она отскочила от его губ, как кот от своего отражения в зеркале, и Миша подумал – он настолько ей противен, что она даже спрыгнула в болото, чтобы убежать от него.

И конечно, это его омрачило.

Он даже и не подумал, что Маша на самом деле не хотела спрыгивать с камня. Да, она не хотела, чтобы он ее целовал. Но отвращения не испытывала. Она просто была не уверена. Хотя у дома сама поцеловала его в уголок рта. Ох уж эти женщины.

Миша не подхватил Машу. Ее ладонь выскочила из Мишиной ладони, как вилка из разболтавшейся розетки, и Маша покатилась по камню, успела повернуться, чтобы схватиться за что-нибудь, но не нашла опоры. На ее лице появились три заглавных буквы «О», и она шлепнулась в болото. Там оказалось так глубоко, что вода скрыла ее по шею. Ноги увязли в иле. Под платье прошмыгнули камыши. А за ними рванули и другие обитатели мутной воды.

– Миша, Миша! – завизжала Маша, отплевавшись, – Миша, помоги мне!

Она тянула руку вверх, одной держалась за край камня.

Миша смотрел на нее, как лось – на уравнение с интегралом. Он видел иную картину. За те несколько секунд, пока он соображал, что произошло, девушка пришла в ужас. Она заметила пустоту в глазах Миши и завизжала:

– Спаси-и-и-ите!

Он опомнился. И, ни слова не говоря, протянул руку к Маше. Она замолчала и потянулась навстречу. Лучше бы так же на его поцелуй ответила.

– Я уж думала, что ты решил меня тут оставить. Прости, я просто…

«Она что, хочет оправдаться за то, что пыталась сбежать от меня и застряла? Как тупо. Не нужны мне ее оправдания».

Миша нахмурился. Он схватил Машу за руку, второй рукой потянулся к противоположному краю камня, чтобы найти опору и попытаться вытащить застрявшую бегунью.

И тут он увидел его. Того, кто пытался схватить его за ногу в прошлом году. Болотное чудовище.

Оно смотрело на него из-под воды, позади Маши. Девочка не могла его видеть. Она была к нему спиной. Но Миша видел. Он видел. Он знал, что оно там есть. Ведь оно уже пыталось однажды его утащить под воду. А теперь, спустя год томительного ожидания, оно получило кое-что поинтереснее. Кое-кого поинтереснее.

Миша уставился в два глаза подводного существа. Каждый глаз будто жил сам по себе. Один вращался, а другой поворачивался то в одну сторону, то в другую. Мише кто-то надавил на грудь. Дыхание перехватило. Он заставил себя втянуть воздух, и голова закружилась.

– Что там? Что ты увидел? – воскликнула Маша, – Что-то… Что-то коснулось моей ноги. Миша, скорее достань меня. Прости, что я отбрыкнулась. Просто… я… Миша!

Она завизжала.

– Что-то трогает меня. Мама! Мамочки!

Миша больше не тянул ее. Он держал Машину ладонь, которая впилась в него и ломала кости. Но он не мог пошевелиться.

Он видел, как под водой проявляются черты морды чудовища. Он видел его улыбку, похожую на дугообразную трещину.

Оно что-то сказало.

Он не слышал. Но он понял. Оно сказало – попробуй только забрать ее у меня, и тебе крышка.