Позывной «Крест» - Константин Стогний

4

Дауд аль-Атраш был прав. На следующее утро никто не ждал нашествия кочевников на лошадях и верблюдах со стороны минных полей. Лишь однажды сработала старая мина, оторвав лошади переднюю ногу. Животное завалилось на бок, но всадник успел выдернуть ноги из стремян и выскочить из седла, впрочем, тут же попав под копыта других лошадей.

Солдат ООН на дозорной вышке доложил по рации своему командованию о захвате кварталов Кунейтры невооруженными всадниками на верблюдах и лошадях. Еще один палестинец погиб, когда въехал на верблюде в заминированный двор богатого дома.

Юридически Эль-Кунейтра была возвращена Сирии по Договору о разделении сил между Израилем и Сирией от 31 мая 1974 года. Но сирийские власти не разрешили населению вернуться в город к своей обычной жизни и с тех пор демонстрируют мировому сообществу руины города как результат израильского «беспрецедентного терроризма и жестокости». Действительно, почти каждый магазин и каждый дом в Кунейтре были разграблены уходившими евреями. Некоторые здания они после этого подожгли.

Лавров и Соломина на своих неторопливых верблюдах въехали в зеленеющие сады Кунейтры.

— Чудо свершилось! — улыбнулась девушка осунувшемуся спутнику. — Ты, как Моисей, привел объединенный народ из пустыни в плодородную землю.

— Знаешь, Света, — откликнулся Виктор, наблюдая, как его верблюд срывает с ветвей молодые листочки, — Моисей известен тем, что увел евреев из Египта. Он получил от Бога десять заповедей, и шестая из них — «не убий». Но после победоносной битвы против предков курдов, которые спасли его когда-то от преследований фараона, Моисей отдал приказ убить всех младенцев мужского пола и всех женщин, познавших мужа на ложе.

— Да, знаю, — вздохнула Светлана, — седьмая заповедь гласит «не насилуй», ее ошибочно перевели, как «не прелюбодействуй». Всех мадианитянских девочек и девушек, не познавших мужа, евреи оставили в живых для себя. То есть все маленькие девочки в городах мадианитян были изнасилованы по приказу Моисея.

Однако, к ее удивлению, Лаврова, видимо, вполне удовлетворил ее рассказ. Он больше не задавал вопросов, а просто сидел на верблюде и задумчиво глядел перед собой. «Стоит открыть ящик Пандоры, — размышлял Лавров, — и пространство наполняют чужие жизни, чужие беды и радости, гадости, преступления и наказания. Им нет конца и начала нет. Им нужно укрыться, спрятаться, свить гнездо в твоей голове. И так постепенно в ящик Пандоры превращается твоя голова».

У слова «романтик» нет женского рода. Светлана сидела рядом на верблюдице и выцарапывала ногтем по пыльной корке на своем бедре незатейливый бедуинский орнамент. Ей нравилось трогать мужские волосы, особенно короткий «ежик», рукодельную шероховатую бумагу, старинные арабские монеты, холодную воду на листьях, нос верблюда и растрескавшуюся пыльную корку. А потом она решила, что пора уже идти к военным ООН, чтобы договориться о переправе в Израиль. Светлана тронула хлыстиком шею верблюдицы и развернула ее морду, потянув влево чембуром. Дромадер Лаврова тоже отправился следом, встряхиваясь и зевая.

1

Был знойный полдень, когда обоз из Рима, сопровождаемый турмой[19] и тремя контуберниями[20] пехотинцев, подходил к Тиберии. Неблизкий трехмесячный путь посуху всех изрядно утомил, и лошади, предчувствуя долгий отдых и сытную кормежку, весело ржали. Впору было ржать от радости и уставшим от жары легионерам — последний водопой был еще утром.

Саломея, дочь состоятельного гражданина Рима, уважаемого Боэта, после смерти отца переезжала к своей матери Иродиаде в Тиберию[21]. Переезжала по принуждению и бесцельно. Император Тиверий, помня заслуги богатого отца красавицы перед Римом, дал целое войско для охраны девушки и отправил ее подальше, к матери, опасаясь, что его племянник женится на «этой идумейке, такой же распутной, как и ее мать».

И вот теперь скрепя сердце после расставания со своим первым возлюбленным, пережив ужас первого в своей жизни дальнего перехода, опустошенная Саломея без интереса созерцала странные постройки нового для нее города.

Тиберию построил дядюшка матери, он же и ее муж — правитель Галилеи Ирод Антипа. А первый муж Иродиады Боэт, отец Саломеи, был братом Антипы и, соответственно, тоже ее дядей. Внучка Ирода Великого, дочка Аристобула, Иродиада жила согласно идумейским устоям того времени — кого идумейская женщина любит, с тем и живет, причем братья были совершенно не против этого.

Мало того, между этими двумя браками у Иродиады случился еще один — с Филиппом Вторым. Филипп же, в свою очередь, был младшим братом Боэта и Антипы. В общем, любви на веку сорокапятилетней Иродиады было достаточно. Но теперь она жила с Антипой и была уважаема всем неиудейским населением Тиберии.

Все эти родственные связи весьма сложны и запутанны, поэтому молодая идумейка Саломея особенно над ними не задумывалась, а знала только одно — кого идумейская женщина любит, с тем и живет. К сожалению, в родном Риме жизнь для нее не сложилась.

— Саломея, доченька! — Сорокапятилетняя сухопарая женщина быстро сбежала с высоких ступенек дворца Ирода Антипы к старой колесничной повозке и растворилась в объятиях девушки.

Двадцатипятилетняя красавица-дочь была так похожа на Иродиаду, что Антипа, вышедший к падчерице, онемел от восхищения. К тому же она была еще и молода. Девушка скромно опустила глаза, представившись правителю. Антипа перевел взгляд на Иродиаду:

— Завидую своему брату, даже усопшему. У него такая красивая дочь…

— Надеюсь, она будет жить с нами, во дворце? — надменно спросила Иродиада, взглянув из-под тонких ресниц на мужа.

— Даже не обсуждается, любовь моя, — взволнованно ответил Антипа. — Как пожелает. Она ведь идумейка…

Радостная встреча с матерью, с которой Саломея не виделась много лет, новые лица и роскошный дворец Антипы быстро сделали свое дело. От грусти и уныния вскоре не осталось и следа.

* * *

Лето выдалось небывало жарким даже для этих мест, и горячие источники Кинеретской долины, словно в насмешку над людьми, настолько обжигали, что и старики-завсегдатаи не решались греть свои больные кости в этом кипятке. Караванщики жаловались, что верблюды стали пить в два раза больше, а лошади вообще отказывались идти. И только смирные маленькие ослики, моргая большими ресницами, покорно вкалывали и за тех, и за других, и за третьих.

Уже пятнадцать лет минуло, как один из пяти отпрысков царя иудейского Ирода Великого, правитель Галилеи и Пиреи Ирод Антипа выстроил город во славу великого императора Тиберия. Выстроил как форпост Галилеи, чтобы защищать скотоводов, рыбаков и земледельцев от набегов диких племен, как перевалбазу для многочисленных торговых караванов, идущих из Византии в Иерусалим. Город процветал, слава о нем разнеслась по всей округе.