Его птичка. Книга 2 - Любовь Попова

Надо сказать это Роме, а лучше куда-нибудь записать. Срочно!

Я подхватила свою сумку и бросилась из туалета.

Там меня встретила девушка в форменной одежде «Аэрофлота», и тут я услышала, как меня вызывают на посадку.

Но я давно взлетела, осталось рассказать это своему постоянному попутчику.

Такси быстро довезло меня сначала до ресторана, где мы обычно заказываем стейки с салатом, а потом и в больницу. Маму с Лелей выписали еще вчера, так что, договорившись с медсестрой, я сразу пробралась в ординаторскую.

У меня завибрировал телефон. Значит, Рома закончил операцию и звонит мне выяснить, села ли я в самолет. Не стала брать трубку, лучше вживую.

Ух, он, наверное, будет ругаться на мое далеко не опрометчивое решение. Оно не было вынесено под влиянием момента. Я взвесила все за и против.

Я быстро стянула с себя ботинки, джинсы, водолазку и надела выданный медсестрой халат. Я уже играла с Ромой в эту игру, когда убеждала его пойти на мой спектакль, теперь же мне предстояло убедить его, что без любви искусство мне не нужно. Без Ромы мне не нужен балет.

За дверью послышались шаги, и я разом напряглась, сведя коленки от страха и чувственного волнения. Словно мы не виделись с Ромой с утра и он не ласкал мою грудь языком, овладевая мной у двери в прихожей.

Передвигаюсь на край дивана, держа спину прямо, и дрожу, когда дверь открывается и заходит взмыленный Рома, хмурясь и смотря в телефон.

— Да чего ты трубку не берешь…

— Не люблю телефонные разговоры, — привлекла я внимание, и Рома резко поднял голову, так что операционная шапочка слетела.

Он стоял как пораженный громом, а я не могла на него насмотреться. Именно в такого Рому я влюбилась, лежа на операционном столе. Его руки, вырезая мне когда-то аппендикс, проникли в самую душу и вырвали сердце. Оно давно принадлежало ему.

— Ты… больная… — прохрипел Рома, поджимая губы.

— Я подумала, ты проголодался, — улыбнулась я невинной улыбкой и кивнула на контейнер с едой. — Раздеться?.. То есть достать тебе покушать?

Я не успела и притронуться к горячему стейку, как вдруг щелкнул замок в двери, а Рома в несколько шагов настиг меня и набросился на губы. С какой-то звериной одержимостью.

И это было прекрасно, потому что такое ощущение, что раньше он специально сдерживался, заперев себя в добровольную клетку, а теперь вырвал с корнями прутья и приступил к поеданию дичи.

Он долго гладил мне руки, лицо, губы, срывая с них влажные, соленые поцелуи. Рома прижимал меня к дивану, упираясь членом, и что-то шептал. Но стоило моим руками в порыве страсти дернуть его за волосы, крышу ему снесло окончательно.

Руки сорвали хлипкие пуговицы халата, распахивая его в стороны, до боли натянули резинку трусов. Треск ткани, как предвещающий гонг, ударил по мозгам. Сейчас. Сейчас он будет во мне, будет любить меня.

— Рома… — только и могла выдыхать я, успевая делать глотки воздуха между глубокими, настойчивыми поцелуями.

Он в одно движение раздвинул мне ноги, а уже в следующее толкнулся внутрь моего тела, заставляя выгнуться дугой и вскрикнуть от неожиданности.

Никаких больше прелюдий, никаких нежностей. Рома брал меня, словно доказывая сам себе, что я настоящая, что я не исчезну, как иллюзия. Брал снова и снова, двигаясь резко, остервенело, словно в жестком ритме танго. Часто порыкивал мне в губы или грудь, которую лизал с таким упоением.

— О, Ром-а-а. Люблю тебя, — шипела я, когда член проникал особенно глубоко.

— Дура, какая же ты дура, — рвал он мои чувства на части мощными толчками. — Люблю. Люблю.

Закинула ему ноги на плечи, меняя угол проникновения, и просто отдалась этому всепоглощающему безумию. Рома прикусил мне сосок, пальцами сжав попку, и вдалбливал в диван, рыча, как зверь, чуть не потерявший свою добычу.

Наслаждение во мне взорвалось внезапно, я хотела крикнуть, но издала лишь мычание, когда Рома зажал мне рот рукой, продолжая двигаться внутри, а вскоре каменеть. Он излился с рваным стоном, пока мое тело отходило от разрядки.

— Не знаю, что ты там придумала в своей головке, — часто дыша, говорил Рома, ощупывая мое лицо рукой. — Да мне, собственно, и насрать. Но теперь я тебя не отпущу. Я давал тебе шанс.

— Я тебе за него благодарна, — улыбнулась я, поцеловав мужскую крупную ладонь. — Но я не хочу улетать. Закрой клетку, Рома, только войди в нее вместе со мной.

— Я уже давно в этой клетке, — как-то обреченно сказал он, и я даже нахмурилась, но он стер это выражение поцелуем. — Я люблю тебя.

— А я тебя, — шепнула я в ответ и скосила глаза на столик с едой. — Может, покушаем? Я столько думала, что проголодалась.

Рома усмехнулся и проворчал, поднимаясь с моего тела:

— Тебе бы только поесть.

В приемной гинекологического отделения учебной клиники города Москвы звучал целый ор, сравнимый разве что с воем кошек в подворотне.

Сильнее всех кричала Антонина, у которой схватки все учащались, а боль от них усиливалась. Но врачи, ее окружившие, как будто не обращали внимания, выказывая наличие слуха только тем, как морщились их лица от очередного вопля. Они были заняты перепалкой.

— Извини, конечно, Роман Алексеевич, я тебя уважаю, но ты не гинеколог. В родильный зал не ногой, — хмурилась акушер со стажем, дородная Дамира Ахмутдиновна.

— Я тоже тебя уважаю, но эта женщина утверждает, что носит моего ребенка, — столь же хмуро говорил Рома, снимая весеннее пальто и отдавая его переминавшейся сзади супруге Анне. — Я должен лично убедиться, что она врет.

Дамира тяжело вздохнула, отчего ее грудь высоко поднялась и опустилась.

— Это бессмысленный спор. Ладно ты, но она… — кивнула Дамира на Аню и закатила глаза. — Она даже не врач.

— Она моя жена, она тоже должна убедиться…

— Рома, но я верю тебе…

— Что ребенок не мой.

— Я не пущу, и сейчас Алексей Романович, вот он, кстати, скажет тебе пару ласковых, чтобы ты со своей сладенькой женой, — она улыбнулась Ане. — Без обид. Сидели и ждали в холле, как и положено родственникам.

— Мы не родственники, — проговорил сквозь зубы Рома. — Тоня, да сколько можно орать. Он еще даже не лезет!

— Скотина, чтобы я еще раз легла под мужика… — вопила Антонина на грани ультразвука.

— Вы что здесь за цирк устроили! — прогремел бас Алексея Романовича. — Везите ее в родильную уже, а то у нас сейчас даже в морге начнут рожать.

Санитары с надеждой, что скоро смогут освободить уши от этого ора, с большим энтузиазмом повезли Антонину дальше по коридору.

Аня на шутку главврача хихикнула и отвернулась, перекинув пальто в другую руку.