Свободный охотник - Виктор Степанычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он пытался что-то мне сказать, но так и не смог этого сделать. Кровь толчками вырывалась из его груди, заливая мои руки, которыми я его пыталась поддержать, плечи… Потом отец закрыл глаза и обмяк. Я поняла, что он умер, и от отчаяния и страха потеряла сознание. Кровь отца, залившая мое тело, и обморок спасли меня от смерти в церкви. Но лучше бы я умерла вместе со своими родными!
Голос Эмили задрожал, и она горько зарыдала. Стас не пытался успокаивать ее, а лишь гладил по плечу. Он понимал, что лаской здесь не поможешь, Эмили просто надо выговориться и выплакаться. Да и утешать плачущих женщин, по врожденной мужской бестолковости, Гордеев просто не умел.
– Когда я пришла в себя, стрельба в церкви закончилась. Увидев лицо мертвого отца, я громко закричала. Услышав мой вопль, двое албанцев вбежали в собор с улицы. Они сбросили с меня тело отца. Один поднял автомат, чтобы расстрелять единственную жертву, выжившую в бойне, но второй, ударив его по плечу, что-то сказал на албанском языке. Тот, грязно ухмыльнувшись, медленно опустил дуло и кивнул. Они подхватили меня и потащили к выходу из церкви мимо мертвых людей. Мама, сестра в белом платье и фате, ее жених… Я смотрела на них, лежащих без движения в лужах крови, и кричала, кричала…
Эмили уже не плакала. Ее лицо окаменело, а в глазах не было ничего, кроме пустоты.
– Албанцы увезли меня с собой. Они насиловали меня в машине, пока ехали. Добравшись до какого-то села, заперли в сенном сарае и еще трое суток издевались. Я не помню, сколько их было. Они приходили, насиловали, уходили… Вместо них заявлялись другие… Я пыталась покончить с собой, но мне не дали этого сделать. Потом ночью пришел Горан и освободил меня. Я была на грани помешательства, лежала без сил на грязном матрасе в сарае и ждала, что опять зайдет очередной насильник… Вдруг началась сильная стрельба, которая продолжалась около часа. Затем наступила тишина. Через некоторое время дверь сарая отворилась, и вошли несколько вооруженных человек. Один из них осветил меня фонарем и спросил: «Ты сербка?» Я не могла говорить и только кивнула в ответ. Он немного помедлил, а потом дал команду своим людям, чтобы меня забрали и отнесли в машину.
Я долго лежала в госпитале в Белграде. Просто лежала, ни с кем не разговаривала, была больше похожа на растение, чем на человека. Со мной работали психологи, пытаясь вывести из состояния апатии, но все было безрезультатно. Мне не хотелось жить… Но однажды утром в госпиталь приехал мой спаситель, забрал меня и отвез в тренировочный лагерь, расположенный в горах. Ни о каком лечении там речи не было.
С первого дня меня тренировали до пота, до кровавых мозолей, делая из изнеженной домашней девочки-гимназистки машину для убийств. И никакой психотерапии. Здравко… то есть Горан просто сказал: «Научись убивать. Только тогда ты сможешь отомстить албанским негодяям за смерть своих родных и за саму себя». И я приняла его слова как истину в последней инстанции, как откровение. У меня появилась цель, и я ожила. И я стала той, какой стала…
Станислав сделал вид, что не заметил оговорку Эмили. Он уже давно знал, что настоящее имя Горана – Здравко Славич и что в девяностых годах тот был начальником контрразведки у генерала Младича. Известно было Гордееву и то, что оба эти человека по представлению Гаагского международного трибунала с середины девяностых годов находятся в международном розыске по обвинению в этнических чистках в Боснии и крае Косово.
Эмили молчала. Похоже, ее рассказ подошел к концу. Она смотрела на Станислава, точнее – сквозь него, потухшим взором. Он не стал интересоваться, отомстила ли она своим обидчикам. Наверное, отомстила, если нашла их. И месть та была ужасной…
– Зная о том, что произошло тогда в Митровице, он не имел права посылать тебя на это задание, – после некоторого раздумья сказал Станислав.
– Он имеет право на все. Горан – страшный человек. Для него нет ничего святого. Он отдавал приказы сжигать людей заживо. Я была свидетелем этих зверств и слышала крики и стоны несчастных. Правда, босняки были врагами… и я была другая.
– Ты его любила? – неожиданно вырвалось у Гордеева.
– Да, мы стали любовниками через год после той кровавой свадьбы.
«В девяносто втором году. Ей тогда было шестнадцать лет», – автоматически отметил Станислав.
– Я была его любовницей, адъютантом, телохранителем. Он был для меня бог, его воплощение на земле. Я не жила, а парила в небесах. Была готова за него и по его приказу убить любого. Правда, счастье оказалось недолгим, через два года мы расстались.
«Горану-Славичу пришлось срочно делать ноги после того, что он натворил в Боснии», – предположил Гордеев, но спросил о другом.
– И где же ваши пути вновь пересеклись?
– Он нашел меня в Белграде. Я тогда работала официанткой в кафе.
– Ты – официанткой? – искренне удивился Станислав.
– А что я еще могу делать? Кроме того, что умею классно убивать? Мне надо было как-то жить, и я жила, как могла… Почти год работала ученицей, а потом швеей на фабрике. Ушла после того, как сломала челюсть и руку мастеру, который приставал ко мне. Потом два года официанткой: «Девушка, принесите бифштекс… Два пива… Почему кофе холодный?.. А что вы делаете сегодня вечером?..»
– Горан нашел тебя в кафе для того, чтобы пригласить в «Синдикат»?
– Тогда «Синдиката» еще не существовало. Было лишь желание создать подобную организацию.
– Желание Горана?
– И его тоже. Собственно, Горан и создал этого монстра, собрав в кулак лучших киллеров мира. Сначала нас было пятеро, через год – почти двадцать наемных убийц, а потом я уже и счет потеряла. Хотя заслуга Горана в организации деятельности «Синдиката» огромная, он всего лишь исполнитель, человек с неограниченными полномочиями, но находящийся у подножия Олимпа, а не на самом Олимпе. Руководят организацией другие, те, кто в свое время задумал создать эту мерзкую контору. Горан же отвечает за безопасность «Синдиката», контролирует наиболее ответственные задания, проверяет и курирует наиболее перспективных кандидатов…
– И кто эти люди, стоящие во главе «Синдиката»? Кто эти небожители? – осторожно задал вопрос Станислав. – Если я правильно понимаю, немалый процент с наших гонораров идет в их пользу. А это большие деньги. Очень большие… Я не могу себе даже представить, сколько «черной» наличности оседает в их карманах.
Он специально увел разговор в материальную плоскость, чтобы завуалировать свой интерес к руководителям «Синдиката».
– Кто они, я понятия не имею, – устало сказала Эмили. – Знаю только, что «Синдикат» не принадлежит одному человеку. Горан в сердцах однажды выразил недовольство хозяевами. Значит, их несколько.
– Акционерное общество закрытого типа, – резюмировал информацию Станислав. – Основные виды деятельности: наезд, запугивание и убийство. Учредители устав организации подписывали не иначе, как кровью.
– Мерзкие гады! Молю, чтобы их дьявол в преисподнюю утащил. И Горана вместе с ними! И чтобы вечно горели они в геенне огненной!