Самсон и Надежда - Андрей Курков

Самсон поднялся со стула, присмотрелся к одному плакату.

Дверь открылась. Хирург прошел к столу с картонным конвертом в руках. Вытащил оттуда большую фотопластину, наклонил над ней голову.

— Якобсон? — спросил.

— Да, Якобсон, — обрадовался Самсон. — Люк Жанович.

— Этого тут нет, только Якобсон, еврей, бельгийский подданный. Рентгеновский снимок сделан бесплатно на Рейтарской, он его мне оставил, чтобы снова не приносить. Туберкулез левой бедренной кости. Os femoris! Точно такой.

Он снова взял серебряную кость в руки, опустил ее рядом с фотопластиной, попереводил взгляд с пластины на кость и назад.

— Точнейшая копия! — удивленно выдохнул. — Просто ювелирная работа!

— А что он хотел, когда приходил? — поинтересовался Самсон.

— Операцию, а что же еще! И бесплатно, ясное дело. Тут у нас всё бесплатно, только уже ненадолго.

— Так, может, он хотел, чтобы вы больную кость вырезали, а эту на ее место вставили?

— Нет, молодой человек! Живую кость серебряной не заменишь!

— Так серебряные ж кости не болят и не ломаются! — с улыбкой произнес Самсон.

— Только в сказках! — сухо ответил хирург. — Я уже не помню, что ему сказал. Но, судя по рентгену, операция ему уже не поможет!

— А когда он обещал снова к вам зайти? Он же снимок ноги оставил?

— Не припомню, — признался Третнер. — Пациенты каждый день приходят. Иногда возвращаются, кого-то берем, оперируем… Но уже месяца три прошло, с тех пор и не было его!

Перед входом в участок стоял маленький аккуратный грузовичок. Охранники госбанка выносили из дверей тяжелые, но небольшого размера холщовые мешки и складывали в кузов.

Поднявшись по лестнице, Самсон понял, что вывозят серебро, конфискованное у красноармейцев и в подвале у Бальцера. Двое мужчин считали выложенные из сундуков и мешков серебряные предметы, записывали их и перекладывали в холщовые мешки банка, после чего другие их сотрудники выносили мешки к машине.

— Славно вы поработали! — обратил на Самсона внимание человек в темном рабочем костюме, сидевший за его столом и записывающий в толстую конторскую книгу ножи, вилки и ложки. — Нам серебро сейчас очень кстати! Скоро будем чеканить из него советские монеты!

Самсон кивнул и сжал сильнее спрятанную в дерюжину и кожу серебряную кость. Обошел стол с другой стороны, открыл нижний ящик и уместил ее диагонально. После аккуратно задвинул и присел в кресло. Стал наблюдать за процессом.

Через час, наконец, он остался один. С пустыми сундуками, мешками и с тремя ящиками немецких книг, вызывавшими раздражение у Найдена. Если сейчас в кабинет он войдет, сразу поведет носом в сторону этих ящиков, и опять придется оправдываться, почему эти книги все еще здесь!

Самсон подошел, принюхался. Да, от книг шел запах подвала. Но не потому, что книги были на немецком языке, а потому, что он их оттуда, из подвала, привез.

Взгляд упал на пустые мешки, лежавшие на полу. Самсон поднял один и стал перекладывать в него книги. Почти весь ящик влез в мешок. Он завязал его и понюхал. Мешок с книгами имел запах мешковины и не имел запаха сырых книг. Тогда Самсон переложил остальные книги в мешки, а ящики снес во двор участка, где стояла их подвода с лошадью.

Вернувшись, заметил, что воздух как бы стал суше. Может, это ящики пахли сыростью, а не книги?

И тут как раз зашел Найден. Сразу посмотрел на противоположную от двери стенку и, не увидев под ней более ящиков с книгами, расслабился, улыбнулся едва заметно.

— От народного комиссара финансов просили передать тебе благодарность! Когда они ее оформят документом, наградим тебя и обмоем! Поздравляю! — заявил Найден.

— Спасибо! — Самсон подошел, пожал руку. — Я готов и дальше стараться!

— Старайся! — закивал Найден и вышел.

Вечером, когда уже стемнело, Самсон и Надежда пили при керосиновой лампе чай и жевали пончики с горохом, которые выдали бесплатно в губернском статбюро в виде премии. Пончики были чуть пересоленные, но свежие, и со сладким чаем под неспешную беседу помогали превращать этот вечер в особенный. В квартире все еще было холодновато. Может, поэтому и Самсон, и Надежда не выпускали кружек с чаем из рук. Ни тогда, когда подносили к губам, ни тогда, когда ставили перед собой на стол.

— Очень запутанная эта история, — продолжал рассказывать Самсон о деле Якобсона. — Хирург сказал, что с такой болезнью кости он и ходить уже не должен, а он прячется! И может, даже бегает, убегает от тех, кто пообещал его убить! От нас тоже! Но ведь он не может далеко прятаться! Тем более, что он возвращался в квартиру Бальцера!

— Ты его арестуешь? — спросила девушка.

— Конечно! — твердо заявил Самсон. — И тогда все прояснится! А пока я не все понимаю. Точнее, иногда все вроде складывается, а на другой день берет и рассыпается!

В дверь вежливо постучали. Явно решила их побеспокоить вдова дворника.

Самсон вышел в коридор, открыл ей.

— Там тебе письмо, — несколько напуганно сообщила вдова, сжимая в руке малую керосиновую лампу, и кивнула вниз, на лестницу.

— Так принесите! — ответил ей Самсон.

— Его нельзя принести! Оно на стенке написано!

— На стенке?

— Пойдем, я подсвечу.

Она вывела его из парадного на уличную темноту и подвела к углу дома. Поднесла лампу к стене. В ее свете Самсон увидел ломаные, выведенные острым угольком буквы, составляющие два слова: «Жди смерти!» и рядом такой же перечеркнутый по диагонали кружок с двумя точками глаз и вертикальной линией носика.

— А почему вы думаете, что это мне? — спросил холодным голосом Самсон.

— А кому же еще? — вопросила вдова дворника и отправилась ко входной парадной двери.

Всю ночь Самсон не спал и держал дверь в свою спальню открытой. Иногда ложился, чтобы успокоить тело и мысли, но как только чувствовал, что вот-вот провалится в царство Морфея, тут же прикладывал всю силу воли и опускал пятки на холодный деревянный пол. Только при зарождении рассвета в гудящей из-за насильного бессонья голове сложилась мысль, хоть и не спасительная, но вспомогающая. На цыпочках сходил он в отцовский кабинет и забрал оттуда жестянку с ухом. Отнес в коридор и вставил в зазор бронзовой дверной ручки, укрепив ее обрывком смятой газеты. Теперь если кто внезапно дверь выломает и откроет, выпадет из зазора жестянка, и грохот ее, благодаря отсеченному, но не бросившему хозяина уху, заполнит голову Самсона, сообщит о непрошеных визитерах!

Успокоенный, он вернулся в спальню и снова прилег. Силы покидали его. Глаза закрылись. И больше не оставалось у него ни воли, ни страха, чтобы бодрствовать.